Дэн Симмонс - Мерзость

Впереди я замечаю регулярный сад с тщательно ухоженными холмами и лужайками, а над горизонтом — многочисленные шпили и башенки. Слишком много шпилей и башенок для дома — и даже для обычной деревни. Как будто мы приближаемся к городу посреди великолепного сада.

— Конечно, мастер Ричард, — отвечает кучер. Длинные белые усы слегка подрагивают — мне это видно даже сзади. Вероятно, он улыбается. — С шестнадцатого века прибытие королевы Елизаветы, королевы Виктории, короля Георга V и остальных обычно назначали днем или ранним вечером — разумеется, сэры, если это было удобно королевским особам, — поскольку, как вы можете видеть, сотни окон здесь, на западной стороне, специально предназначены для того, чтобы ловить лучи заходящего солнца. Полагаю, стекла подверглись какой-то специальной обработке. Они все отливают золотом, как будто за каждым из многочисленных окон, сэры, горит яркий огонь. Очень красиво и приятно для Его или Ее Величества, даже зимним вечером. А в центре западной стены дома есть золотая дверь, которой пользуются только королевские особы — а если точнее, то резной позолоченный портал, потому что это только внешняя из нескольких прекрасных дверей, сконструированных и изготовленных специально для первого визита Елизаветы. Это было незадолго до смерти первого лорда Бромли. Мне известно, что в тысяча пятьсот пятьдесят девятом королева Елизавета и ее свита приезжали к нам на несколько недель. Между жилыми крыльями дома, сэры, устроен чудесный внутренний дворик — полностью приватный, хотя у вас будет возможность взглянуть на него, когда вы будете пить чай с леди Бромли. Говорят, там несколько раз выступал Шекспир со своей труппой. На самом деле двор специально — в смысле естественного усиления человеческого голоса и всех других аспектов — предназначен для театральных представлений с несколькими сотнями зрителей.

Я прерываю рассказ банальностью:

— Жан-Клод, Дикон, посмотрите на эти древние развалины на холме. Похоже на разрушенную сторожевую башню или маленький средневековый замок. Башня вся заросла плющом, камни осыпались, а в готическом окне одинокой полуразрушенной стены растет дерево.

— Почти наверняка руинам меньше пятидесяти лет, — говорит Дикон. — Это «причуда», Джейк.

— Что?

— Искусственные руины. Ими увлекались с семнадцатого по девятнадцатый век — они то входили в моду, то выходили из нее. Полагаю, это последняя леди Бромли в конце девятнадцатого века потребовала построить павильон на холме, чтобы она могла видеть его во время прогулок верхом. Хотя большая часть ландшафтных работ была выполнена раньше, в конце восемнадцатого века… кажется, Капабилити Брауном. [12] Имя Капабилити в переводе с английского означает «одаренность, талантливость».

— Кем? — переспрашивает Жан-Клод. — Это было бы подходящее имя для хорошего альпиниста — Капабилити.

— Его настоящее имя Ланселот, — говорит Дикон. — Но все звали его Капабилити. Он считался величайшим ландшафтным архитектором Англии восемнадцатого столетия и спроектировал сады и угодья для — не уверен в точности цифры — почти двухсот самых роскошных загородных домов и поместий, а также таких величественных сооружений, как Бленхеймский дворец. Я помню, как мать рассказывала мне, что Капабилити Браун сказал Ханне Мор в шестидесятых годах восемнадцатого века, когда они оба были знаменитыми.

— Кто такая Ханна Мор? — спрашиваю я, уже не стесняясь своего невежества. Как оказалось, я совсем не знаю Англию.

— Она была писательницей — очень популярной, писала на морально-религиозные темы, — и до самой своей смерти в тридцатых годах девятнадцатого века оставалась чрезвычайно щедрой благотворительницей. В общем, Капабилити Браун называл свои сады и угодья «грамматическими ландшафтами», а когда однажды показывал Ханне Мор законченное поместье — возможно, ее собственное, хотя я понятия не имею, приглашала ли она его, чтобы оформить свои загородные владения, — то описал свою работу ее собственными словами. Я почти дословно помню, как моя мать, которая была увлеченным садоводом вплоть до самой смерти двадцать лет назад, цитировала монолог Брауна.

Мне кажется, что слушает даже Бенсон на своем кучерском месте — он еще больше наклонился назад, хотя и не забывает править лошадьми.

— «Вот там, — говорил Капабилити Браун, указывая пальцем на ландшафтный элемент, который он создал, но который выглядел так, словно всегда был на том месте, — там я поставил запятую, а там, — указывая на какой-то камень, поваленный дуб или кажущийся естественным элемент, возможно, на расстоянии сотни ярдов или в глубине сада, — где уместен решительный поворот, я поставил двоеточие; в другой части, где желательно прервать плавную линию, я делаю отступление, а затем перехожу к другой теме».

Дикон ненадолго умолкает.

— По крайней мере, довольно близко к тексту. Прошло много лет, с тех пор как мать рассказывала мне о Капабилити Брауне.

Взгляд его становится задумчивым, и я понимаю, что он слышит голос матери.

— Может, эти искусственные руины замка на холме — точка с запятой, — говорю я и тут же спохватываюсь. — Нет, постой, ты говорил, что Капабилити Браун не строил «причуд».

— Он не стал бы строить таких павильонов и за миллион фунтов, — с улыбкой отвечает Дикон. — Его специальность — изысканные сады, искусственность которых не должен заметить даже опытный глаз. — Дикон указывает на частично заросший лесом склон холма с удивительным разнообразием кустарников, поваленных деревьев и полевых цветов.

Но когда экипаж преодолевает пологий подъем и лошади, цокая копытами по асфальту, поворачивают направо, все разговоры смолкают.

Отсюда уже прекрасно виден регулярный сад с прямыми и кольцевыми аллеями из чисто-белого гравия — а может, дробленых устричных раковин или даже жемчуга. От вида садов и фонтанов захватывает дух, но именно Бромли-хаус, впервые полностью показавшийся позади сада, заставляет меня привстать в экипаже и, глядя поверх плеча Бенсона, ошеломленно пробормотать:

— Господи. О Боже…

Нельзя сказать, что это самая утонченная фраза из когда-либо произнесенных мной. Скорее всего, так выразились бы американские религиозные фундаменталисты (хотя моя семья в Бостоне принадлежала к вольнодумцам из Унитарной церкви).

Бромли-хаус формально считается тюдоровским поместьем и был построен, как я уже говорил, первым лордом Бромли, который был главным клерком и помощником государственного казначея королевы Елизаветы лорда Берли, когда в 1550-х гг. началось строительство дома. Потом Дикон рассказал мне, что Бромли-хаус был одним из нескольких поместий, построенных в Англии в ту эпоху успешными молодыми людьми из простолюдинов. Он также поведал мне, что лорд Бромли с семьей поселился в готовой части дома в 1557 году, хотя строительство Бромли-хауса растянулось на тридцать пять лет.