Светлана Гончаренко - Продается дом с кошмарами

— Отпуск? А куда едешь? — оживился Колдобин.

Про фэнтези сказать ему было нечего, зато тема отдыха задела за живое.

Костя в ответ только усмехнулся:

— Да не еду я никуда, балда. Я же сказал: роман до ума буду доводить. Мне теперь нужна тишина и полное одиночество. Чтоб только я и мой ноутбук…

— А я в Сан-Тропе послезавтра намылился, — перебил его Кирилл, и снова забулькал свинченный кран. — Мы с пацанами договорились: тёлок возьмём и оторвёмся по полной! Не бывал в Сан-Тропе? Зря! Там классно! Это не то, что Эмираты — там тёлкам топлесс никуда ходу нет, да и шуму арабы не любят. А в Сан-Тропе ори сколько хочешь, были бы деньги — цивилизация! Это родители у меня всё в Эмираты ездят. Вчера мне устроили бэнц: только я с пацанами насчёт Сан-Тропе сговорился, как отцу тур за полцены предложили. Горящий, в эти гребаные Эмираты. А отец мой, ты сам знаешь, за копейку удавится — настоящий советский человек. Вцепился в этот тур, как ошалелый, а я чтоб дома сидел, на даче… Дача ещё эта хренова… Ну нет, я всё равно как-нибудь с пацанами вырвусь!

Прохлада колдобинской машины Косте надоела. Захотелось выбраться наружу — в духоту, зной и собственную жизнь. Не сидеть же тут до вечера, развесив уши?

В школе от болтовни Колдобина можно было только сбежать. Поэтому Костя решительно сунул руку в углубление на двери. Там вместо ручки оказалась какая-то бородавка. Костя на бородавку нажал, но дверь и не подумала открыться. Зато вдруг сильно запахло бананами.

— Ты что, радио хотел врубить, музон послушать? Радио вон там, а это отдушка, — пояснил Кирилл. — Классная штука, особенно если кого в салоне развезёт — отрыжка после японской кухни и всё такое… Я как-то в Сан-Тропе устриц обожрался, и ты не поверишь…

Костя кашлянул, чтобы перекрыть шум колдобинского крана. Он собрался прощаться, но Кирилл вдруг завопил:

— Идея! Точно! Как удачно я тебя встретил!

— Я спешу, — сказал Костя в ответ.

Он отвернулся и стал шарить по двери в поисках настоящей ручки.

— Да постой ты! Идея! Костян, ты только послушай! — кричал и брызгался Кирилл, хватая Костю то за рукав, то за чёрную папку. — Погоди ты! Идея есть!

— Какая у тебя может быть идея?

— Классная! У моих родителей дача в Копытином Логу. Они себе новую строят, в Грезине, а эту на продажу выставили. Понимаешь, надо чтоб в Копытином пожил кто-нибудь, пока они в Эмиратах, а я в Сен-Тропе. За порядком на даче посмотреть и вообще…

Продолжая обшаривать дверь, Костя надменно посоветовал:

— Вы состоятельные люди, наймите кого-нибудь.

— Да не соглашается никто! Такое уж это место, — простодушно начал Кирилл и вдруг осёкся. — Короче, всё путём, но…

— Что «но»?

Кирилл замялся:

— Гонят всякую пургу, мол, место с мутью…

— Бомжи шалят? Соседи ночью клубнику воруют?

— Да нет! Странности там всякие случаются…

— Аномальные явления?

— Во-во, вроде того. Только фигня всё это! Я тыщу раз там бывал и с пацанами, и с тёлками — никаких явлений не видал. И кто только первый эту бодягу замутил? Наверное, нарочно, чтоб цены на дачи сбить. Всё путём будет, Костян. Ты мне ещё спасибо скажешь!

— Это за что?

— За тишину и одиночество. Там этого добра выше крыши. Ты же хотел! Я тебя за язык не тянул, ты сам про это говорил. Эх, если б ты знал, какая в Копытином Логу тишина…

Если не в Сан-Тропе, то хоть куда-то надо сбежать!

Во-первых, отпуск начался. За две недели вполне можно написать новый роман, продолжение «Когтя». Костя даже название придумал — «Амулет вечности». Но дома работать невозможно. Только в вечность погрузишься, как раздаётся голос матери:

— Костик, вынеси мусор!

Считается, раз он в отпуске, значит, бездельничает, и надо срочно дать ему в руки помойное ведро.

— Я работаю, — огрызается Костя.

— Это не работа, а порча глаз, — отвечает мама.

— И сколиоз у тебя, Костенька, не забывай, — ласково добавляет бабушка. — Вот если бы ты разгрузил позвоночник да сбегал за подсолнечным маслом…

— Пусть вообще из комнаты убирается! — шипит сестра Ксюшка. — Гриша вот-вот придёт.

Гриша — Ксюшкин жених. У него утиный нос, покатые плечи и нрав довольно занудный. Но Ксюшка выбрала именно его: ей уже двадцать шесть, а Гриша очень в неё влюблён. Свадьба через месяц. Значит, ещё целых тридцать вечеров Гриша будет звонить в дверь и улыбаться на пороге. В одной руке он будет держать букет практичных астр (они долго не вянут), а в другой коробку конфет «Буревестник».

Конфеты и астры поступают бабушке, а Ксюшка с Гришей топают в Костину комнату. Им, видите ли, нужно лирическое уединение. Кто жил в панельной трёшке большой дружной семьёй, знает, какая это роскошь.

Конечно, Ксюшка могла бы принять жениха у себя, но комнату она делит с бабушкой, а у бабушки артрит, так что диван занят. Гостиная у Гладышевых проходная, для интима годится лишь Костина конурка. Прощай, «Амулет вечности»…

Добро бы интим был настоящий! Как-то по ошибке Костя ввалился к влюблённым и увидел, что Ксюшка с Гришей сидят на кровати, держатся за руки и смотрят друг на друга, как два барана. И ради такой ерунды Гладышевы переходят на шёпот? И бродят по квартире на цыпочках, будто шайка воров?

— Костик, ты не понимаешь! Гриша романтик, а в наше время это большая редкость, — говорит обычно бабушка, закладывая книжку «Красота и здоровье после восьмидесяти» фантиком от конфеты «Буревестник».

— Гриша не подарок, но лучше, чем ничего, — утверждает мама страшным шёпотом.

И беззвучно разливает суп. Бабушка, как всегда, отдыхает в своей комнате, а все прочие Гладышевы сгрудились на кухне и стараются не греметь посудой.

Отец ворчит:

— Кто сказал, что ничего — это хуже?

— Гриша менеджер по продажам и скоро пойдёт на повышение, — напоминает мама. — После свадьбы он будет снимать квартиру.

— Давно бы уже снял и трахал там Ксюшку, — шипит Костя.

Мама еле слышно возмущается:

— Как ты так можешь о сестре!

— А что? Это как раз бы и значило, что у жениха серьёзные намерения. Чего он сидит, как пень? Может, он вообще импотент? У меня нехорошее предчувствие, что после свадьбы этот романтик влезет с Ксюшкой в мою берлогу, и ничем его потом не вышибишь.

— А что, пацан дело говорит, — соглашается отец, — Чего он с квартирой тянет? И «Буревестник» его, скажу вам, невысокого полёта. Вахтёрше дарить такую муру неловко, не то что невесте.

— Сам виноват: сказал, что это любимые конфеты твоего детства, — напоминает мама.

— Я давно вырос и вполне могу переварить «Вишню в коньяке». Или просто коньяк.

— Каждый день покупать «Вишню» накладно. Он ведь менеджер не в конфетном, а в мебельном магазине.

— Так принёс бы табуретку!