Тед Белл - Живая мишень

Дьюк Мерриман быстро вошел в комнату. Подтянутый, элегантный мужчина, одетый в голубой костюм-тройку в английском стиле. У него были такие же светлые волосы и яркие голубые глаза, как и у сыновей. Прирожденный бостонский брамин с Бикон-Хилл — это не подлежало сомнению.

— Закари, у тебя есть две секунды, чтобы отойти от дивана со своим пистолетом!

— Да, папа, — сказал мальчик и встал перед ним.

— А теперь вы оба принесите извинения, — потребовал Мерриман.

— Извините нас, мадемуазель Делакруа, — произнесли мальчики в унисон с одинаковой монотонной интонацией, лишенной искренности.

Дьюк нахмурился, глядя на сыновей.

— А теперь оба марш наверх по своим комнатам и одевайтесь. Куртки и галстуки. Белые рубашки. Волосы расчесать. Няня поможет вам. У меня через пятнадцать минут пресс-конференция, и вы оба будете стоять рядом со мной. Поэтому вы должны выглядеть, как подобает двум джентльменам. И чтобы никаких «не хочу», понятно вам?

— Oui, папа, — резво ответили мальчики и со смехом выбежали из комнаты. — Никаких «не хочу»! Никаких «не хочу»!

— Извините их, мисс Делакруа, — сказал Мерриман, когда увидел, что она пытается высушить мокрое пятно на платье носовым платком. Это у нее выходило не очень хорошо.

Макинтош, стараясь скрыть улыбку, встал с кресла.

— Мальчики мальчиками и останутся, господин посол, а это всего-навсего вода. Мы в детстве имели обыкновение смешивать воду с чернилами. Вот это было бы настоящей проблемой для мисс Делакруа. — Он снова посмотрел на промокшее платье и заработал недобрый взгляд со стороны Делакруа. Проигнорировав этот взгляд, он продолжал:

— Господин посол, рискуя тем, что мою задницу могут в любой момент отсюда вышвырнуть, я настаиваю, чтобы пресс-конференцию перенесли. Пока еще не слишком поздно. К нам поступили некоторые тревожные сводки, подготовленные непосредственно кабинетом мадам госсекретаря, согласно которым вам рекомендуется немного переждать… — Он заметил в глазах Мерримана недоверчивый взгляд и сдался. — Как бы то ни было, сэр, сама госпожа де лос Рейес звонила мне рано утром и сказала…

— Со всем должным к вам уважением, Макинтош, — прервал его Мерриман, — я точно знаю, что она сказала. Бог знает, сколько раз она твердила это мне лично. Я понимаю ваше положение, и искренне вам сочувствую. Ваш отдел сейчас переживает нелегкие времена, и вы всего лишь хотите выполнить свою работу как можно эффективнее. Однако у меня есть глубокие убеждения относительно сложившейся ситуации, и я чувствую, что мой долг по отношению к нашей стране состоит в том, чтобы выразить эти убеждения публично. Мне пора, если вы не возражаете.

Посол Мерриман вышел из комнаты, чеканя шаг длинными ногами. Он не стал дожидаться ответа. Макинтош снова сел в кресло, откинувшись на спинку.

Моник Делакруа схватила пульт дистанционного управления и включила большой телевизор. Затем расслабленно откинулась в кресле. Моник и Макинтош молча смотрели друг на друга несколько мгновений.

Потом он медленно выдохнул:

— Хотите скажу вам кое-что, мисс Делакруа? Я получил пулю вместо секретаря Олбрайт в Узбекистане в 2000 году. Тогда я входил в ее службу охраны. Я пятнадцать раз объехал вокруг планеты, я помешал попытке марокканских террористов бросить цианид в систему водоснабжения нашего посольства в Риме, я вытаскивал дымящиеся тела из трех посольств после взрывов и помог предотвратить примерно двести взрывов.

— Вы великий герой Америки.

— Да? Хорошо. Но впервые за всю свою карьеру я попал в перестрелку водяными пистолетами, которую учинили дети американского посла.

— Вообще-то это я попала в перестрелку, а не вы.

— Просто ирония какая-то, правда? Вы ведь само воплощение нейтральности, ну и вообще.

Несколько мгновений они снова недоверчиво глядели друг на друга, и вдруг Макинтош, взглянув на часы, сказал:

— Уже почти полдень. Включайте Си-Эн-Эн и давайте посмотрим эту пресс-конференцию.

Камера показала крупным планом посла и двух его ухоженных детей, когда Мерриман ступил на подиум, украшенный Большой Печатью Соединенных Штатов. Солнце сияло, цветущие кусты рододендрона в посольском саду на заднем плане служили своеобразным украшением.

— Добрый день и добро пожаловать, — сказал Мерриман в микрофон и улыбнулся, вызвав редкие аплодисменты. Он нравился французским журналистам, прежде всего из-за неизменной искренности и репутации человека, никогда не уходящего от ответа.

— Свобода и страх сейчас находятся в состоянии войны. И страх не победит. Я пригласил сюда двух моих сыновей, Закари и Дункана, — начал он, — сделав это по определенной причине. Сегодня им в первый раз более чем за две недели разрешили выйти на солнечный свет.

В этом месте он сделал паузу, оглянулся, улыбнувшись сыновьям, и продолжил.

— А в чем причина? Страх. Как вы все знаете, американские дипломаты и их семьи сейчас находятся под огнем. Пятеро моих коллег трагически погибли за один только прошедший месяц. В результате беспрецедентного нападения на дипломатический корпус Америки весь персонал посольств и консульств и их семьи были вынуждены сидеть за запертыми дверями. Многие совершенно оправданно испытывают чувство опасения. Я хорошо понимаю их, но в то же время полагаю, что страх находится в прямом конфликте с принципами, которых придерживаются Соединенные Штаты — это свобода, независимость, добрая воля. Каждодневное стремление к счастью. И те самые люди, которые являются проводниками этих драгоценных принципов во всем мире, были вынуждены сидеть за закрытыми дверями. Это недопустимо. Я потерял жену 11 сентября. Мои мальчики потеряли мать. Это — война. И когда американские дипломаты прячутся от мира, то значит, свобода проиграла войну, а страх выиграл. Стоящий перед вами американский посол, со своей стороны, отказывается жить в страхе перед террористами. Я полагаю, долг каждого посла — свободно ходить среди людей принявшей его страны, прислушиваться к их насущным проблемам и понимать их. Моя семья будет продолжать жить обычной жизнью, и мы покажем всему миру, что сердце и дух американского дипломатического сообщества остаются несломленными. Терроризм не должен господствовать над землей. Каждый день нашей жизни мы будем идти под солнечным светом, и да пощадит Господь тех, кто решится воспрепятствовать нам. Спасибо вам всем огромное. Посмотрите наверх, мальчики, — солнце светит все ярче. И мы пойдем на прогулку вдоль реки.

— О святой Иисус, — пробормотал Макинтош, нажимая на пульте кнопку отключения звука.

Делакруа громко заявила:

— Покажите мне американского дипломата, который будет прятаться за высокими стенами и телохранителями после вдохновенной речи, и я назову его трусом. Это было блестяще.