Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)

Ей требовалось немного побыть одной.

Пятнадцатиминутная прогулка. Никаких мыслей о работе или финансовой ситуации. Просто ненадолго отпустить мысли в свободное плавание, расслабиться.

Когда она спускалась по ступенькам к набережной, из телефона прозвучал сигнал, что получена эс-эм-эска. Как оказалось, от отца.

“Привет! – писал он. – У тебя все в порядке?”

Отец управлялся с мобильным телефоном с большим трудом, и то, что он вдруг предпочел связаться с ней при помощи эс-эм-эс, очень удивило Жанетт. Обычно он всегда звонил. А тут написал два предложения, пусть коротеньких, но совершенно понятных.

Невероятно, подумала она.

“Все хорошо, – написала она в ответ. – Не продохнуть. Иду по следу”.

Жанетт улыбнулась: этой формулировкой отец сам обычно пользовался, приходя домой после рабочего дня.

Когда она приблизилась к виадуку, ее мысли вновь вернулись к работе.

Три поколения полицейских в семье: дед, отец и теперь вот она. Бабушка и мама были домохозяйками.

И Оке, думала она, художник. И домохозяйка.

После того как отец понял, что она подумывает пойти по его стопам, ей пришлось выслушать множество историй, имевших целью отпугнуть ее.

Надломленные люди. Наркоманы и алкоголики. Бессмысленная жестокость. То, что раньше лежачего не били, – миф.

Всегда били и бить будут.

Но особенно он ненавидел одну часть работы.

Когда он служил в пригороде к югу от Стокгольма, в непосредственной близости от метро и электрички, ему как минимум раз в год приходилось спускаться на рельсы, чтобы собирать в кучу останки человека. Голова. Рука. Нога.

Грудная клетка.

Каждый раз, когда это случалось, отец приходил в отчаяние.

Он не хотел, чтобы ей пришлось видеть все то, что довелось повидать ему, и его главная мысль легко сводилась к одному предложению: “Будь кем хочешь, только не полицейским”.

Однако ничто из рассказанного им не заставило ее передумать.

Напротив, его истории лишь придали ей уверенности.

Первым препятствием для поступления в Полицейскую академию стало слабое зрение в левом глазу. На операцию ушли все ее сбережения, и, кроме того, она в течение полугода почти ежедневно работала сверхурочно, чтобы скопить недостающие средства.

Вторая проблема возникла, когда ей сообщили, что она слишком маленького роста.

Решением стало обращение к хиропракту, который двенадцать недель “колдовал” над ее спиной и сумел-таки увеличить длину тела на недостающие два сантиметра.

По пути на вступительные испытания она лежала в машине, поскольку знала, что от долгого сидения тело может сжаться.

“Что произойдет, если я утрачу мотивацию?” – думала она.

Вечера в начале лета были прохладными, и Жанетт, вместо того чтобы идти по улице Васагатан, решила пройти в метро через Центральный автовокзал.

Этого нельзя допускать, постановила она, войдя в тепло. Главное – не останавливаться.

Она прошла через автобусный вокзал к железнодорожному, спустилась вниз по эскалатору и оказалась в толпе, движущейся по переходу между электричкой и метро.

Попрошайки и торговцы навели Жанетт на мысль о деньгах.

Она открыла бумажник: две мятые купюры по сто крон, тридцать уйдет на билет до дома. Хотелось бы верить, что у Оке осталось что-нибудь из денег, выданных ему в начале недели на хозяйственные расходы. Даже если Олунду удастся починить машину, это, по ее подсчетам, все равно обойдется в пару тысяч.

Работа и финансы, думала она.

Куда, черт возьми, от этого денешься?

Когда Юхан отправился спать, Жанетт с Оке, взяв по чашке чаю, уселись в гостиной. Чемпионат Европы по футболу входил в решающую стадию, и по телевизору “Спортивные известия” подробно разбирали шансы сборной Швеции. Как всегда, говорилось о четвертьфинале – как минимум о надеждах на полуфинал и, возможно, даже на золото.

– Кстати, звонил твой отец, – произнес Оке, не сводя глаз с экрана.

– Что-нибудь важное?

– Как обычно. Интересовался твоим здоровьем, Юханом и его делами в школе. Меня же он спросил, нашел ли я какой-нибудь способ зарабатывать на жизнь.

Жанетт знала, что отец не выносит Оке. Однажды он назвал ее мужа болтуном. В другой раз бездельником. Лентяй. Дармоед. Список негативных эпитетов отличался как разнообразием, так и длиной. Случалось также, что отец бросал их Оке в лицо, в присутствии всей семьи.

В большинстве случаев ей становилось жаль Оке, и она сразу принимала его сторону, но все чаще ловила себя на мысли, что согласна с критикой.

Черт возьми, ведь у нас дома ничего не меняется, думала она.

Он часто говорит, что ему нравится быть при ней домохозяйкой, но, по сути, она в такой же степени является домохозяйкой при нем. Ладно бы еще он действительно сделал что-нибудь путное со своими картинами, но, по правде говоря, особого движения там не наблюдалось.

– Оке…

Муж ее не слышал. По телевизору показывали репортаж о главных тренерах сборной, и его внимание было приковано к экрану.

– У нас с деньгами, называя вещи своими именами, совсем хреново, – сказала она. – Мне стыдно, что опять придется звонить папе.

Он не ответил. Игнорирует?

– Оке? – снова попыталась она. – Ты меня слышишь?

– Да, да, – завздыхал он, по-прежнему не отрываясь от телевизора. – Но ведь у тебя есть повод ему позвонить.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, он же звонил, – с явным раздражением ответил Оке. – Наверное, теперь ждет, что ты ему перезвонишь?

Черт, это уже ни в какие ворота, подумала Жанетт.

Она почувствовала, что начинает злиться, и, стремясь избежать ссоры, встала с дивана и отправилась на кухню.

Гора грязной посуды. Оке с Юханом ели блины, чему имелось наглядное подтверждение.

Нет, мыть посуду она не собирается. Пусть себе стоит и дожидается его. Жанетт села за кухонный стол и набрала номер родителей.

Черт возьми, в последний раз, подумала она.

После разговора Жанетт вернулась в гостиную, снова уселась на диван и стала терпеливо дожидаться конца программы. Она очень любила футбол, вероятно, больше Оке, но передачи такого рода ее не интересовали. Слишком много пустой болтовни. – Я позвонила папе, – сказала она, когда пошли титры. – Он положит на мой счет пять тысяч, так что до конца месяца мы протянем.

Оке кивнул с отсутствующим видом.

– Но больше это не повторится, – продолжила Жанетт. – Я хочу сказать, что это в последний раз. Ты меня понимаешь?

Муж заерзал на диване.

– Да, да, понимаю.

Посмотрим, подумала Жанетт.

[17]

Эту квартиру София и ее бывший муж Лассе получили путем сложного тройного обмена принадлежавшей Софии маленькой двушки на Лундагатан и трешки Лассе на площади Мосебакке, и в результате София теперь оказалась владелицей просторной пятикомнатной квартиры неподалеку от площади Нюторгет и Парка белых гор.