Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)

Жанетт ощутила пустоту внутри.

– Погодите-ка… Что вы сказали?

Несколько секунд было тихо.

– Помет. – Голос женщины окреп. – Мне дурно делается, когда я думаю об этом.

Одно-единственное слово полностью опустошило Жанетт. Она ощутила, как мозг становится на нижнюю отметку, обновляется и запускается по новой.

Собачье дерьмо. Об этом Шарлотта Сильверберг не упомянула ни словом. Но это, кажется, неудивительно.

– Расскажите дальше. Я слушаю.

– Да там не так уж много осталось. Две девочки упали в обморок, а третья ела, ее потом вырвало.

Беатрис Седер рассказывала, Жанетт с отвращением слушала.

Виктория Бергман, думала она. И две девочки, все еще безымянные.

– Во всем обвинили Фредрику Грюневальд, Генриетту Нордлунд и Шарлотту Ханссон вместе с моей Региной. – Беатрис глубоко вздохнула. – Но замешаны были и другие, и Регина не была заводилой.

– Вы сказали, что фамилия Шарлотты – Ханссон?

– Да. Но сейчас у нее другая фамилия. Она вышла замуж лет пятнадцать – двадцать назад. – Женщина замолчала.

– Да?

– Боже мой, как же я об этом не подумала!

– О чем?

– Она вышла замуж за Сильверберга – того самого, которого нашли мертвым. Какая глупость…

– А Генриетта? – перебила Жанетт, чтобы не обсуждать частных случаев.

Ответ последовал сразу, чуть ли не одновременно с вопросом. – Она вышла замуж за человека по имени Вигго Дюрер. Но Генриетта погибла в автокатастрофе в прошлом году, в Сконе.

Две новости в одной, подумала Жанетт.

Снова Дюрер.

Значит, его погибшая жена – та самая Генриетта.

Элементы головоломки начинали становиться на место, и картинка медленно, но верно складывалась.

Жанетт была уверена, что убийца Пера-Улы Сильверберга и Фредрики Грюневальд присутствовал в этой человеческой комбинации, которая пополнилась теперь еще двумя именами. Жанетт опустила глаза в свой блокнот.

Шарлотта Ханссон, ныне Шарлотта Сильверберг.

Замужем/вдова Пера-Улы Сильверберга.

Генриетта Нордлунд, впоследствии Дюрер.

Брак с Вигго Дюрером. Погибла.

Фредрика, Регина, Генриетта и Шарлотта. Очаровательная компания гадких девчонок, подумала Жанетт.

А теперь – к самому главному.

– Вы помните, как звали девочек, которых подвергли посвящению?

– Нет, к сожалению… Это было так давно.

Прежде чем они закончили разговор, Беатрис пообещала, что позвонит, если вспомнит что-нибудь еще, и попросит Регину связаться с Жанетт, когда она вернется из отпуска.

Жанетт отложила телефон и выключила диктофон. Тут открылась дверь, и Хуртиг просунул голову в кабинет.

Не помешаю? – Вид у него был серьезный.

– Нет, что ты. – Жанетт крутнулась в кресле в его сторону. – Насколько важен последний свидетель в расследовании убийства? – начал Хуртиг. – Что ты имеешь в виду?

– Бёрье Перссон, человек, которого видели в пещере перед тем, как Фредрику Грюневальд нашли убитой, мертв. – Что?!

– Умер сегодня днем, инфаркт. Звонили из больницы Сёдера, когда поняли, что он в розыске. У него в руке была бумажка, я отправил за ней Олунда и Шварца. Они только что вернулись.

– Что за бумажка?

Хуртиг вошел в кабинет и приблизился к столу.

– Вот. – Он положил перед Жанетт вырванный из ежедневника листок.

Аккуратным почерком:

Жанетт Чильберг, полиция Стокгольма.

Мне кажется, я знаю, кто лишил жизни Фредрику Грюневальд, называемую также Графиней, в пещере под церковью Святого Юханнеса.

Однако я ссылаюсь на свое право остаться анонимным, ибо не желаю иметь дело с правоохранительной системой.

Тот, кого вы ищете, – женщина с длинными светлыми волосами, на которой во время убийства был синий плащ. Она среднего роста, у нее синие глаза и стройное тело.

В остальном я нахожу бессмысленным говорить что-либо еще о ее внешности, поскольку такое описание будет скорее моей личной оценкой, нежели перечислением фактов.

В то же время у нее есть особая примета, которая должна заинтересовать вас.

На правой руке у нее не хватает безымянного пальца.

Простить – это очень много, думала она. Но понять и не простить – это гораздо больше.

Когда ты не только видишь почему, но и понимаешь всю цепочку событий, которые привели в конце концов к болезни, то голова кружится. Кто называет это первородным грехом, кто – предопределением, но на самом деле это лишь холодная, как лед, лишенная сантиментов последовательность событий.

Лавина. Круги на воде после брошенного камня. Проволока, натянутая в самом темном месте велосипедной дорожки, опрометчивое слово и пощечина в пылу минуты.

Иногда речь идет об умышленном, сознательном деянии, где последствие – один параметр, а собственное удовлетворение – другой. В том бесчувственном состоянии, где “эмпатия” – просто слово, семь букв без смыслового содержания, приближаешься к злу.

Отрицаешь все человечество и дичаешь. Голос становится глухим, меняется рисунок движений, взгляд делается мертвым.

Она беспокойно ходила взад-вперед по гостиной, потом пошла в ванную и вынула из шкафчика упаковку успокоительного. Налила воды, приняла две таблетки пароксетина, запила, суетливо сглотнула. Скоро все кончится, подумала она. Жанетт Чильберг знает, что убийца – Виктория Бергман.

– Нет, не знает, – сказала она сама себе вслух. – И Виктории Бергман не существует. – Но эти слова были напрасным притворством. Голос был здесь и звучал громче, чем когда-либо.

…на самом деле это как зажмуриться, и задержать дыхание, и притвориться, что там, снаружи, ничего нет – вот холод есть, хотя дверь удерживает его снаружи, и можно понежиться на диване в обставленной по-деревенски гостиной с деревянными панелями, с попкорном и соком, который называется Rose’s Lime и который на самом деле – содовая…

Она снова вышла из гостиной в кухню. В глазах мелькали мошки, как при начале мигрени.

На диктофоне горел красный огонек – аппарат все еще был в режиме записи.

Она держала диктофон перед собой, руки дрожали, она вся взмокла и, словно выйдя из своего тела, смотрела на саму себя, стоящую у стола.

…но это работает – размешать в напитке немного сахара и сказать приятелям, что такой и должен быть вкус у настоящего сока, хотя все понимают, что ты врешь, и в один прекрасный день тебе двинут за это в челюсть. Но в тот момент это не важно, потому что тебе хорошо, по телевизору покажут интересное кино, и все довольны и счастливы – ведь не здесь идет война, а в Черной Африке. И еда на столе, хотя вкус у нее странноватый, если вдуматься, но лучше этого не делать, потому что тогда разболится живот и придется ехать три мили до пункта скорой помощи…