Юрий Черняков - Чудо в перьях

Но вопрос не в том, думал я, по-прежнему наблюдая, как на сцену выносят весы, силомер, а также зачем-то пианино. Вопрос в другом, надо ли мне это самому: жить никому не прислуживая, как цепной пес? Или так, как сейчас, за его спиной, спокойней? Хочу ли я вырваться из его цепкого обаяния и прилипчивого дружелюбия? Что при этом потеряю, известно. Что приобрету, непонятно. Неизвестность и отпугивает. Пока что. Но ведь решусь когда-нибудь? Или раб, не желающий стать вольноотпущенником? Или все-таки все дело в нем самом, и потому хочется быть с ним, и так тревожно на душе, когда подолгу его не вижу. В такие минуты кляну себя, что вот-вот с ним что-то обязательно случится, с беззащитным и неприспособленным, не боящимся смерти, но боящимся боли.

Был как-то с ним у зубного, после того как Цаплину поставили с его подачи коронку. Сколько было жалоб и крика! Заставлял всех присутствующих заглядывать после ему в рот: не выворотили ли челюсть, не повредили ли часом сонную артерию…

Футболисты между тем по одному вставали на весы, тренер записывал. Радимов стоял в стороне, смотрел, скрестив руки.

— Прибавили, ах прибавили с последнего моего посещения! — приговаривал он и грозил пальцем провинившимся.

Те сбегали с весов, потом делали, кто сколько сможет, приседания со штангой на плечах или тянули силомер.

— Народ, понимаешь, ничего для вас не жалеет… — бормотал хозяин, что-то черкая в меню на завтра. — Какие макароны по-флотски, какие пироги с яблоками? Вы что, с ума сошли! Вы посмотрите на нашего лучшего хавбека, пардон, полузащитника Затюхеева Колю. Правильно, я не забыл, как произносится твоя фамилия? — ласково спросил он рыжеватого здоровяка, покрасневшего до корней волос. — А то в тот раз, если помнишь, когда вы играли с обладателем европейского Кубка, от волнения неправильно назвал твою фамилию, так ты на меня страшно обиделся! Я после всю ночь заучивал ее произношение, чтобы это не сказалось на твоей игре… А какой это был полузащитник, Паша, если б ты его видел! Ведь пришел к нам — тонкий, звонкий, прозрачный, по полю летал туда-сюда, как челнок. Ведь четыре гола забил в том памятном матче! А так и закончилось 2:2! Он никак не мог вспомнить, где чьи ворота! Мне итальянцы предлагали за него построить автосборочный завод или залить все наши дороги бетоном и гудроном, но я отказался. А ведь был соблазн, был… Дороги и нынче не так хороши. Так что все еще возможно, Коля. Ты только старайся обрести прежнюю форму, дорогой, а там будет видно. Мне пока не позволяют продавать футболистов за рубеж, наши люди не товар, но ведь продать свое искусство подороже не возбраняется никому, не так ли?

Футболисты наконец прошли все испытания и построились на сцене. Радимов решительно направился к роялю. Сел за него, потом обернулся ко мне.

— Не желаешь? Для начала в четыре руки. Ну да ладно… Значит, проверяем, как у нас обстоит с танцевальной подготовкой. А то на трибунах кое-кого, не буду указывать пальцем, но слышал сам, называют балериной, вот я хотел бы вас всех проверить. А может, и правда создать из вас ансамбль песни и пляски, а? Но это шутка, на которую не следует обижаться. Итак, танцуют все!

И заиграл. Футболисты переглянулись, нехотя стали отплясывать. Впрочем, недостаточно умело. Хотя потом и зажглись.

— Стоп! — крикнул себе хозяин и перестал играть. — Всем сюда смотреть! — приказал он и ударил чечетку перед строем. Да так лихо, что у всех вытянулись лица. — Теперь поняли, почему проигрываете? — спросил он, запыхавшись и схватившись за сердце. — Не хватает ритма и четкости в ваших действиях. Нет согласованности командных движений. Не прослеживается стремление к законченности и выразительности в исполнении технических приемов… Что еще? Ну да. Чуть не забыл. Отсутствие патриотизма в настрое на игру. Весь Край танцует в каждую свободную минуту чечетку, этот танец удали и жизненного оптимизма, а наши футболисты, краса, надежда и гордость, откровенно манкируют! Где приказ на увольнение преподавателя чечетки, не вижу? Где? — потрясал он рукой, стоя перед тренером.

— Сейчас будет готов! — воскликнул он.

— У вас в сейфе должны быть заранее заготовлены несколько приказов, — внушительна сказал хозяин, приблизив к нему вплотную лицо. — На ваше увольнение, второго тренера, массажиста, повара, за то что перебирает с калориями, и чечеточника. А хороший чечеточник, болеющий за свой Край, — нужен! Не найдете, обратитесь ко мне. За полставки три раза в неделю буду сам преподавать! Вопросы есть? Вопросов нет. Приказ об увольнении пришлете с нарочным завтра до восьми утра. И учтите! — погрозил он пальцем. — В следующий раз привезу свои весы. И сам всех проверю. Каждый знает, сколько он должен сбросить? Есть такие, кто не знает? — грозно надвинулся он на шеренгу.

Потом они провожали нас до машины. Обещали только выигрывать и просили не пропускать ни одну их игру. Он снова со всеми обнимался, с уволенным чечеточником расцеловался, погрозил всем пальцем уже из машины и толкнул меня в спину, что мне никогда не нравилось: поехали!

— Ну как? — нетерпеливо спросил он.

— Цирк, — сказал я. — Или вы хотели другое услышать?

— Хорошо, что напомнил! — подхватился он. — Завтра надо собрать творческую интеллигенцию. И лучше всего в цирке. Я на арене, они на трибунах, в паузах для разрядки выпускаем ковёрных. И поговорим! — Он опять погрозил пальцем, на этот раз в пространство. — Хорошо поговорим!

— Зачем? — спросил я. — О чем? Будете учить сочинять, писать, играть?

— А разве я учил, когда был в Муханове? — обиделся он. — Мое дело — взбодрить, всколыхнуть, взорвать, сломать стереотип! А дальше они сами! Пусть разозлятся на меня, пусть надо мной смеются, но лишь бы воспрянули, лишь бы проснулись! Чтоб вырвать, вывести всех из спячки, чтобы я был спокоен, когда уеду отсюда, что здесь все бурлит, ничего не стоит на месте, чтобы все, что я заложил, работало на благо Края, на зависть прочим областям и автономным округам!

— У вас там не получится, — сказал я. — Съедят вас в Центре.

— И пусть! — сказал он. — Мне не страшно. Мое дело сдвинуть наконец, всполошить, возмутить, пусть даже не в ту сторону, Паша, но с места! Потом, когда я приду снова в этот мир через поколение, не раньше, я увижу результат своих усилий! И узнаю, благодарны мне потомки или проклинают…

— Поди уже проклинают, — сказал я. — Напугали вы всех с поворотом Реки.

— По радио еще ничего не сообщали? — спросил он.

— Рановато. Все ждут официальной реакции на ваш ультиматум. Разворошить наш Край — еще куда ни шло. Здесь к вам привыкли. Каждый день ждут, что еще отмочите. А тут — супердержава. Масштаб другой… А вы про какое радио спрашиваете, Андрей Андреевич? Наше или вражеское вас интересует? — И повернулся к нему назад.