Джин Корелиц - Ты должна была знать

Теперь же, стоило Грейс сообщить кому-то из других родителей, что она психолог, а муж ее – врач, лица у всех сразу становились скучающими. Эти люди даже не представляли, как можно «ютиться» с семьей в трехкомнатной квартире или зачем тащиться до самого Коннектикута, если там у тебя нет роскошной усадьбы с конюшней. Родители этого типа обитали в мире, состоявшем из хозяев жизни и тех, кто на них работает. Семьи этих людей жили на Пятой или Парк-авеню, апартаменты их состояли из нескольких объединенных квартир, занимавших по два-три этажа. При этом учтены были все потребности: присутствовали и комнаты, в которых будет проживать обслуживающий персонал, без которого в таких огромных хоромах не обойтись, и помещения для пышных приемов. На выходные эта новая разновидность реардонских родителей отправлялась в свои современные резиденции со всеми удобствами, где в конюшнях ждали лошади, а у причалов – яхты. Причем добирались туда не в битком набитых вещами многоместных «вольво», а на взятых напрокат вертолетах.

Грейс пыталась не обращать внимания на всю эту вычурность. Напоминала себе, что времена изменились и Генри не может и не должен повторять ее собственный школьный опыт. И вообще, почему ее смущает воцарившееся в Реардоне социальное неравенство богатых и до отвращения богатых, когда Генри – дружелюбный, независтливый мальчик и со всеми общается одинаково? Пусть его одноклассники растут в квартирах, которые не обойдешь за день и где хозяйством занимается проживающая в комнате для слуг супружеская пара (он дворецкий, она повар), а воспитанием детей – сборная команда нянь, репетиторов и личных тренеров. Пусть первые айфоны у этих ребят появляются в детском саду, а первые кредитки – в третьем классе. Главное, что на Генри это не влияет. Оставалось сделать так, чтобы на Грейс подобные штучки тоже влияние не оказывали.

Но увы – однажды в субботу пришлось столкнуться с проявлением настолько откровенного снобизма, что ее будто холодной водой окатили. Грейс отвозила Генри на день рождения в пентхаусе на Пятой авеню, из окон которого открывался роскошный вид на все четыре стороны света. В проеме мраморной арки было видно, как носятся по гигантской гостиной маленькие гости, которых развлекает фокусник в цилиндре. Не успела Грейс вручить празднично упакованный набор юного ученого кому-то из нанятых помощников (секретарю? организатору мероприятий?), и тут в холл весело впорхнула хозяйка.

Про мать именинника Грейс знала очень мало – только то, что зовут эту женщину Линси и родом она откуда-то из южных штатов. Высокая, стройная, грудь находится непропорционально высоко и имеет неестественно круглую форму. А еще у данной особы была упорная привычка обращаться ко всем в школе, и к взрослым, и к детям, используя слово «народ». Впрочем, Грейс вынуждена была признать, что это удобный способ выкрутиться из положения, если не помнишь чьего-то имени. Генри и сын Линси учились в одном классе уже три года, однако Грейс была почти уверена, что эта женщина так и не дала себе труда запомнить ее имя. Дети мужа Линси от первого брака тоже учились в Реардоне, только в старших классах. Занимал он какую-то должность в банке. Справедливости ради следует заметить, что Линси всегда была вежлива, однако в ее случае хорошие манеры производили впечатление фасада, за которым ничего не стоит.

Еще один факт, в значительной степени определяющий характер Линси, состоял в том, что у нее была невероятных размеров коллекция сумок «Гермес Биркин» всех существующих цветов. Одни были из страусиной кожи, другие из крокодиловой, третьи из телячьей. Грейс всегда обращала внимание на сумки «Биркин» – у нее самой была такая. Простая, классическая коричневая «Того». Джонатан подарил на тридцатый день рождения. В магазине «Гермес» на Мэдисон-авеню бедняге на пути к цели пришлось преодолеть тяжелейшие препятствия. Умилительный в своей наивности, Джонатан простодушно считал, что можно просто зайти и купить сумку «Биркин». Грейс обращалась с этим драгоценным подарком крайне бережно и хранила на выстланной тканью полке в шкафу вместе с почтенными пожилыми родственницами – двумя «Гермес Келли», которые Грейс унаследовала от матери. Это была большая тайна, но было ужасно любопытно посмотреть на коллекцию Линси в естественной среде обитания. Интересно, где она их хранит? Должно быть, отвела специальный шкаф – если не комнату. Оставалось надеяться, что хозяйка предложит гостье экскурсию по квартире.

– Привет! – поздоровалась Линси с Грейс и Генри.

Сын поспешил присоединиться к другим детям в гостиной. Грейс же замерла напротив хозяйки, ожидая, когда ее проведут в святая святых. Через другую арку виднелась огромная столовая. Дверь, ведущая в кухню, была открыта, и за кухонным островом сидели несколько других матерей. Все пили кофе. Грейс подумала, что ей доза кофеина тоже не помешала бы. В это субботнее утро Грейс никуда не спешила – встреча с парой, у которой разразился кризис в отношениях, была назначена ближе к вечеру.

– Рада, что вы пришли! – с обычной приветливой улыбкой воскликнула хозяйка, на этот раз обойдясь без «народа». Потом сообщила, что закончится праздник в четыре. И наконец прибавила, что один из консьержей с радостью вызовет для Грейс такси.

Привратник вызовет такси.

Ошеломленная Грейс направилась к двери, потом шагнула в лифт и начала долгий спуск на первый этаж. В доме, где выросла и до сих пор проживала Грейс, консьержи были по большей части ирландцы, болгары или албанцы. Приветливые ребята, сами живущие в Квинсе и состоящие в местных добровольческих пожарных отрядах. Показывают тебе фотографии своих детей, всегда готовы и придержать дверь, и поднести сумку. Иногда их забота становится даже немного навязчивой, так что приходится махать рукой и говорить «я сама». И конечно, такси они тоже вызывали. Как же иначе? Грейс знала, что вызывать для жильцов такси входит в обязанности консьержа, – говорить ей об этом не надо было.

Тем утром, выйдя на Парк-авеню, Грейс чувствовала себя будто наивная Дороти из фильма «Волшебник страны Оз», которая из черно-белого Канзаса перенеслась в цветной сказочный мир. Квартира Линси располагалась в знаменитом доме – даже в скандально знаменитом. В свое время здесь обитало немало гангстеров. Здесь же проживал папин деловой партнер. Грейс много раз праздновала Новый год в квартире на несколько этажей ниже апартаментов Линси. Каждый раз на ней было подобранное мамой платьице и лакированные кожаные туфельки из «Тру Тред», а в руках – детская сумочка. Конечно, с тех пор декор в холле изменился – и, пожалуй, не один раз. Грейс уже с трудом припоминала шикарные интерьеры своего детства, вдохновленные эпохой джаза. Теперь кругом были только гранит, мрамор, гладкие металлические поверхности и высокие технологии. Консьержи в униформах, охранники в штатском, только намеком дающие потенциальным нарушителям понять, кто они. И вот, из этого холодного, какого-то отталкивающего богатства Грейс шагнула на городскую улицу. Была весна, и посередине на клумбах с невероятно дорогой землей пробивались к прятавшемуся за облаками весеннему солнышку ярко-розовые и желтые цветы. Сколько лет Грейс каждый год видела эту картину? Сколько раз любовалась рождественскими елками, статуями Ботеро и стальной скульптурой Луизы Невельсон на Девяносто второй улице – той самой, которая считается воплощением Манхэттена? Грейс даже помнила крест, в честь праздника всю рождественскую ночь светящийся на здании «Метлайф», – впрочем, тогда это еще было здание «Пан-Америкэн». В те времена вид креста, освещающего Парк-авеню, не вызвал никаких комментариев и уж тем более общественного возмущения представителей других конфессий и атеистов. Вот какие давние времена помнила Грейс.