Павел Агалаков - Пятая девушка

Далее Света увидела фотоподборку изувеченных трупов, как две капли воды похожих на те снимки, что она недавно вставила в сканер. Фото датировались июнем, июлем и августом 1998 года. Уголовные дела по этим преступлениям уже были закрыты за истечением срока давности.

– Ставицкий, друны, пятнадцать лет назад умер, серия трупов в 1998 году, Семенов. – Света складывала в голове мозаику, части которой сухими хлебными крошками рассыпались по мозгу и нестерпимо кололи его оболочку. – Семенов, книга, статья. – Вдруг Света подпрыгнула на стуле, словно к нему подвели электрический ток. – Конечно, Семенов, он же знал Ставицкого! – Радостно взвизгнув от появления новой зацепки, Света схватила в охапку все найденные ею материалы и выскочила из кабинета.

– Почему не рассказали мне о друнах, умолчали о Ставицком, вы же знали, чем он занимался? – с ходу налетела Света на Семенова.

Опешив от такого напора, Игнат Порфирьевич сделал несколько шагов назад, увеличивая дистанцию между ним и Красавиной, грозно размахивающей стопкой бумаг и фотографий.

– Моя подруга убита и изуродована до неузнаваемости, а вы скрыли ценнейшую информацию, которая помогла бы в раскрытии этого преступления.

– Барышня, успокойтесь, – увещевал Семенов, – я вам все рассказал.

– А книга, а рукопись, а смерть Ставицкого и трупы в 1998 году? – Света подалась вперед и с громким хлопком бросила кипу документов на стол.

Листы рассыпались по всей поверхности стола, являя взору Семенова распечатанное изображение рукописи и выдержки из газетной статьи. Лицо Игната Порфирьевича вытянулось, а в глазах появился страх загнанного в угол зверька. Он слегка покачнулся и, опираясь о край стола, опустился в кресло.

– О боже, она все-таки всплыла! – насупив седые брови, с придыхом произнес Семенов.

– Кто всплыла? – продолжала дожимать Света.

– Да сядьте вы уже, наконец! – поверженным тоном прошипел Игнат Порфирьевич.

Гордая своей победой, Света отодвинула стул, присела, закинула ногу на ногу и с повелительным выражением на лице приготовилась слушать.

– Да, я знал Ставицкого, – начал Семенов. – И знал очень близко, мы были друзьями, несмотря на серьезную разницу в возрасте. С группой талантливых этнографов мы объездили весь тогдашний Советский Союз от Кавказа до Заполярья. Сколько открытий мы сделали, просто не счесть! Когда границы открылись, наши экспедиции направились в разные уголки мира. Мы колесили по степям Монголии, поднимались на горы Тибета, изучали дольмены Северной Африки, пересекали хребты Тянь-Шаня, спускались в пещеры Словении, одним словом, где только не побывали. Однажды Ставицкого пригласил к себе в гости немецкий друг, а по совместительству археолог, доктор Эрик Грюндхоф. Конечно, Ставицкий с радостью принял приглашение, к тому же Эрик недавно, проводя раскопки на севере Германии, наткнулся на поселение, возраст которого датировался третьим-четвертым веками до нашей эры. Грюндхоф предположил, что на этом месте могли проживать друны, воинственный и жестокий народ. Эта находка вызвала у Ставицкого неописуемый восторг, шутка ли, целое поселение, которому более двух тысяч лет. Я и Гоги Нихвадзе, был у нас такой грузин, хороший малый и преданный ученик, отправились вместе с Эммануилом Яковлевичем в Германию. Наша могучая кучка в те лихие девяностые изрядно поредела, да и ученым быть стало не модно, однако я, Гоги и Ставицкий остались верны своим убеждениям. Я в те годы уже практиковал занятия магией, спиритизмом, шаманством, вообще всем тем, на что в то время был спрос. Вспомнить хотя бы Юрия Лонго, воскрешающего людей из мертвых.

– То есть занимались шарлатанством? – не преминула вставить шпильку Красавина.

– В отличие от всех тогдашних колдунов и гипнотизеров я, юная леди, обладал знаниями, полученными в ходе наших экспедиций, от реальных шаманов и знахарей, – парировал Семенов. – Так вот. Прибыли мы в Германию и почти прямо с самолета отправились на раскопки. Зрелище, я вам скажу, просто умопомрачительное. Широкие мощеные улицы, стены домов из массивного гранита, площадь с возвышающимся в центре огромным жертвенным алтарем, обрамленным по кругу пятью столбами. Уму непостижимо, как северогерманское племя могло построить такой город, будучи воинами, а не строителями. По моему мнению, Эрику Грюндхофу должен был понадобиться не один год, чтобы раскопать все это, но он нашел какого-то бюргера с деньгами, и работа пошла заметно веселее. Не знаю, что Эрик пообещал этому германскому Ротшильду, но денег на раскопки тот не жалел. Если бы вы, мадемуазель, увидели тогда Ставицкого – серьезный, седовласый профессор прыгал и радовался так, словно Дед Мороз подарил ему самый желанный подарок на свете. Это глубоко позже мы с Гоги узнали, что он давно интересовался этим народом, точнее сказать, одним артефактом этого народа, который впоследствии повис над ним дамокловым мечом, над ним и над всем его семейством. А пока мы радовались вместе с ним. Эрик разрешил нам беспрепятственно находиться на раскопках где угодно и когда угодно. Ну соответственно мы в полной мере воспользовались данным разрешением. Вооружившись различными приборами, мы с раннего утра и до поздней ночи миллиметр за миллиметром изучали останки некогда великого города. И вот на исходе четвертого дня исследований, когда уже изрядно потемнело и на раскопках остались только мы и три человека охраны, которые к нам уже порядком привыкли и не обращали особого внимания на троих русских, копошащихся в камнях, Гоги случайно облокотился на один из многочисленных выступов, расположенных по окружности алтаря. Выступ под давлением локтя Гоги с еле слышным хрустом углубился внутрь алтаря, а плита, на которой стоял наш грузин, с грохотом опустилась вниз, за ней последовал и Гоги. Смачно выругавшись на языке предков, он включил фонарик, висевший у него на поясе, и поток слов из ругательного перешел в восторженный. Мы спустились следом, надежно привязав веревку к одному из столбов. Перед нами открылась комната со сводчатым потолком, набитая тускло посверкивающими предметами. Я поднял один из них, направил на него фонарь и охнул. В моей руке, переливаясь золотым блеском, лежало массивное ожерелье. Несмотря на свою массивность, предмет отличался тонкостью и изяществом. Как мастер, живший до нашей эры, смог изготовить столь изумительное украшение, было для меня загадкой. К тому же друны не были ремесленниками, они были воинами, причем жестокими. Этот и многие другие вопросы мгновенно закружились в моей голове. Тем временем Гоги и Ставицкий начали обследовать помещение. Спустя несколько минут Ставицкий позвал меня и Гоги куда-то в глубь комнаты. Подойдя ближе, мы увидели выдолбленную в стене нишу, в которой лежала книга в потрескавшемся кожаном переплете. Каждый из пяти углов ниши венчали не отличающиеся плавностью линий знаки. В глазах Ставицкого вспыхнул дьявольский огонь. Трясущимися руками он вынул фолиант из ниши и стал засовывать его в сумку, висевшую на его плече. Мы с Гоги начали возражать, убеждать его не брать книгу, оставить все как есть и вызвать Эрика. Но Ставицкий был непреклонен, мотивировав свои действия тем, что мы и так оказали Грюндхофу огромную услугу, открыв эту комнату, и от одной старой книжечки от него не убудет. В этот момент сверху послышались голоса и топот ног охранников, видимо, привлеченных мелькающим светом наших фонарей. Ставицкий подобрал с пола какую-то вазу и сунул ее в нишу, на место, где недавно покоилась книга. На немецком языке он стал громко кричать, призывая охранников срочно вызвать Эрика и обеспечить наблюдение за лазом. Через полчаса возле алтаря зажглись прожекторы, и с выражением беспредельного счастья на лице в лаз спустились Эрик и Ставицкий, к тому времени уже выбравшийся из подземной комнаты и под шумок отправивший Гоги с сумкой в гостиницу. Грюндхоф прыгал от радости, попеременно то обнимая Ставицкого, то благодаря бога за свершение этого открытия.