Алексей Зубко - Сначала было весело

В пределах видимости появляется карлик, а вслед за ним и один из узников, волочащий тело. Темное лицо, черный язык, свешивающийся набок. Присмотревшись, узнаю в покойнике одного из студентов, вчера представленных Великой Екатерине.

Следом прошествовал Мордоворот. Лицо невозмутимо, шаги размеренны. Взгляд скользит по замершей у решетки фигуре узника – этот жив – и устремляется дальше.

Недоброе предчувствие сжимает сердце. В подземелье я успела усвоить, что любое происшествие – в первую очередь отражается на шкуре пленников. Карлик в обычном состоянии куда как опаснее дамоклова меча, а уж в ярости…

Из моей камеры рассмотреть двери нет возможности, и поэтому я могу лишь по звукам пытаться воссоздать картину происходящего.

Скрип, чей-то тихий голос.

Басовито отзывается Мордоворот.

Вероятнее всего, кто-то из Призраков выясняет детали происшествия. Сейчас побежит докладывать.

И точно.

Железная дверь в очередной раз хлопает.

Пошел.

Пару мгновений спустя становится понятно, что я ошиблась.

В сопровождении карлика в камеру возвращается мужчина, оттащивший покойника.

Еще скрип.

Не в силах оставаться на одном месте, возвращаюсь к кровати и, застелив ее, сажусь.

А уши так и тянутся в сторону коридора, улавливая малейшие шорохи.

– Говорил же, – бросает Мордоворот, – камеры слежения поставить нужно было.

– Дорого, – шипит Господин Кнут.

– Пару таких клиентов – и окупится.

– Да ну их, эти камеры. А если бы не уследили…

– Орать будет, – несколько тише произносит Мордоворот.

– Будет, – вздыхает карлик.

– Премию срежет.

– Не думаю. Месяц-то удачный был.

– Удачный, – соглашается Мордоворот.

– Кстати, мы его в душевой бросили. Если нужно, договорись, что заберешь, перед тем как утилизируют.

– Не. Не нужно. Противно – порченое.

О чем это они говорят? Зачем Мордовороту может понадобиться покойник? Неужели…

Пришедшая на ум догадка заставляет вздрогнуть от омерзения.

Некрофил. Вот почему на здоровяка не действуют женские чары и вседозволенность.

Да ерунда какая-то! Насмотрелась криминального канала, вот и лезет в голову всякая чушь. Но если быть откровенной с самой собой, такой расклад меня не удивил бы.

У любого, кто находится здесь добровольно, в голове такие тараканы, что дедушка Фрейд материалов на сотню томов набрал бы.

Терзаюсь в догадках, а события тем временем стремительно развиваются.

– Всем подойти к решеткам, – щелкнув плетью, ревет карлик.

Поспешно выполняю приказ. В таком состоянии его внимание лучше на себе не заострять.

– Слушайте меня!

Не имея выбора, узники внимают карлику.

– Вы все сильно разочаровали меня. Я огорчен. Что из этого следует?

Тишина.

– А следует из этого то, что я огорчен. И меня это сильно раздражает. Ясно?

Тишина. Лишь одинокий женский голос произносит:

– Да.

– Онемели? Вам ясно?

– Да, да.

– Уже лучше, – тянет надсмотрщик, почесав рукоятью плети икру. – Всем скинуть халаты.

Вопросов не следует.

Судя по реакции Господина Кнута, а он не вышел из себя и не сыплет ударами и руганью, все узники безропотно выполнили приказ. Я не исключение.

– Построй их.

Мордоворот, идя от одной камеры до другой, поочередно открывает двери и приковывает узников наручниками к наружной стороне решеток, лицом к камере.

«Будут бить», – обреченно склоняю голову.

Рядом со всхлипом переводит дыхание Нинка.

Скашиваю взгляд.

Заметив его, подруга печально улыбается. В глазах такая обреченность, что становится страшно. И я понимаю, что движение губ – это не попытка приободрить, обнадежить, что все будет хорошо, а словно непроизнесенное: «Жива? Я еще тоже».

Карлик медленно курсирует из одного конца коридора в другой, внимательно всматриваясь в застывшие обнаженные фигуры.

– Сегодняшний день начался плохо, – произнес он, постукивая сложенной плетью по икре. – Случившееся – это проявление вашей черной неблагодарности. Или кто-то хочет возразить мне?

Лимит самоубийц среди узников на сегодня исчерпался.

– Не можете возразить… я так и думал. Я хочу, чтобы каждый из вас осмыслил свое поведение, осознал всю его подлость. Как вы могли допустить самоубийство одного из своих товарищей? – И после небольшой паузы добавляет с ехидцей в голосе: – Никто ничего не слышал? Ложь! Подумайте, осознайте, сделайте выводы.

Замолчав, Господин Кнут уходит в караульную комнату. Оставшийся присматривать за нами Петр Евгеньевич достает из кармана шоколадный батончик. Обвертка с шелестом расползается в его пальцах.

От того что низкорослый надзиратель не выплеснул злость ударами плети, только страшнее. Как угадать, во что эта ярость выльется позже?

Вернувшись с кофе и бутербродами, Господин Кнут делится завтраком с напарником и принимается мерить коридор шагами, смачно чавкая и попивая обжигающий напиток. На запахи живот реагирует урчанием и спазмами. Не у одной меня, если от страха слух не подводит.

Надежды на завтрак не осталось.

Минуты складываются в часы, тело наливается усталостью, голова – тупой, пульсирующей болью в висках и подавляемым, но постоянно присутствующим страхом перед неизбежным наказанием. Неизвестность и богатое воображение – ужасные подпевалы. Недолго от придуманных кошмаров лишиться сознания раньше, чем реальные мучения начнутся.

Карлик за все время не бьет ни разу, но неустанно прохаживается за спинами, пощелкивая плетью и насвистывая детскую песенку: «Представьте себе, представьте себе, и съела кузнеца». Совсем на него не похоже.

Разве что не удержался и пару раз ущипнул Нинку за грудь, а девчушку с восточным именем, которое выскочило из головы, за ягодицу. Бедная даже подпрыгнула от боли. Если досталось еще кому-то – не заметила.

Мордоворот приносит из дежурки кресло и, пристроив его у стенки так, чтобы видеть всех узников, садится. Кладет автомат на колени, бросает в рот пластинку жевательной резинки и погружается в мысли. Может быть, даже дремлет.

Когда появляется один из Призраков Великой Екатерины и, кивнув надзирателям, усаживается на место поднявшегося Мордоворота, я предполагаю, что наступило время обеда. Уж очень слаженно двинулись прочь наши надсмотрщики.

Первым возвращается Мордоворот. Он сменяет на посту Призрака, который тенью скользит прочь на надзирательскую половину и обводит узников взглядом.

Сколько еще стоять?

Хуже всего то, что ответа на этот вопрос нет. Может статься, что, вернувшись, Господин Кнут разведет всех по камерам, а может и оставить до вечера, а то и до утра. Во второе верится больше.

По коридору тянет сквозняком. Значит, где-то открылась дверь.