Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]

Катя решила переменить тему и отвлечь мужа от кофе:

— Соня, ты уже подобрала наряд на праздник? — под нарядом подразумевалось невероятно строгое платье, которое и монашки то побоялись одеть.

— Да, ты же все одобрила уже, разве нет? — тихо отозвалась Соня.

— Точно, ты позвонишь, чтобы я приехала и забрала тебя? — спросила Катя.

— Мама, я бы предпочла приехать на электричке, — сказала Соня.

— Но ведь последняя из центра в половину двенадцатого!? — вмешался Виктор, чем выдал свое подозрительное знание расписания электричек. Все объяснялось просто — свою машину Виктор оставлял у конторы, которая была видна от дома, а к своей любовнице он ездил на поезде. Но Катя, к его счастью на этот нюанс внимания не обратила.

— Я бы поехала на первой в пять–тридцать. Все равно там все раньше пяти не соберутся по домам, там же десять лучших классов города соберется, плюс приглашенные…

— Ты хочешь остаться там на ночь? — возмутился Виктор. На трезвую голову ему часто приходило в голову то, что необходимо воспитывать дочь, и это давало свои перекосы.

— Я бы хотела?! — Соня посмотрела на мать с уверенностью что та ее поддержит. Катя посмотрела на мужа.

— Я против, — отрезал Виктор.

— Но Витя, — мягко сказала Катя и посмотрела на мужа, — это ее первый взрослый праздник. Почему бы и нет?

Виктор замолчал. Меньше всего он любил, когда жена на него давила вот таким, мягким способом.

— Хорошо, — ответил он после паузы.

— Спасибо, папа! — Соня вскочила из–за стола, чмокнула папочку и собралась наверх, — мама, а кофе ты сварила и правда омерзительный.

Соня умчалась наверх, позвонить подругам. По правде говоря у Нади ее ждала Рита и НОРМАЛЬНОЕ платье для праздника. Плюс ко всему Рита собиралась накрасить Соню как полагается, чтобы та лучше выглядела, а Надя намеревалась решить проблему с прической.

Катя посмотрела вслед дочери и повернулась к мужу:

— Чего ты сразу с утра на взводе, знаешь же что я не умею кофе варить.

— Да я не из–за кофе, не буду же я при Соньке с тобой об этом говорить, — отмахнулся Виктор.

— А в чем дело.

— Вот, полюбуйся, — сказал Виктор и подал жене газету, где на развороте красовалась голова Натальи Борисовны Двуликовой, после того, как ее отловили в пруду у ГЭС.

— О, господи. Но она же… Она же директор нашей школы.

— Вот потому пусть Соня сначала на вечеринку сходит, а потом узнает, — рассудил Виктор, — хоть эта старуха и была курвой еще той, но наша мелкая распустит на ее счет нюни, жалеть еще будет. А ее не за что жалеть.

— Витя, не говори так.

— Да что там, не говори, отстань. Всегда на дух не переносил эту еврейку.

Виктор встал из–за стола и сказал:

— Заеду в кафе при авиазаводе и позавтракаю. А ты позвони в агентство — еще один такой кофе, и возле ГЭС с оловом в глотке найдут тебя, моя милая.

Катя осталась одна за столом и продолжала рассматривать жуткие фотографии. Ей почему–то было жалко эту женщину, тем более что когда–то они даже общались, и она помогла им. Но это было давно. Много воды с тех пор утекло. А теперь она мертва. В этот момент Катя услышала щелчок — это по коробу пневмопочты свалился из почтового ящика, установленного у входа на их территорию конверт. Катя вскрыла контейнер и увидела конверт с напечатанным словом ЕКАТЕРИНА. Она вскрыла его и обнаружила внутри небольшой кусочек агата сургучного цвета. Надпись в конверте гласила ПЕРВЫЙ.

В доме Гордеевых продолжалась немая сцена. Старшие никак не могли понять нежелание Антона. Сам виновник осознал, что вогнал родных в ступор и объяснил:

— Слушайте, не смотрите на меня так, будто я английскую королеву убил. Я просто не хочу туда ехать, мне там СКУЧНО. Я всегда вам об этом говорил. Я лучше останусь дома, почитаю книги для поступления и поиграю с Мариной в шахматы или шестьдесят шесть.

— Вот так всегда, — сказала Клара, — все на праздник, а мой — учится как обычно. Тоша, такие вечера бывают раз в жизни.

— Мама, не начинай пожалуйста снова, я тебя прошу, ну НЕ ХОЧУ я туда, хоть убивайте. Все эти накрашенные страшилы, которые сегодня будут размазаны просто до ужаса. Все одноклассники, с которыми толком и говорить то не о чем. Мам, и не заставляй. Тетя, и ты тоже.

— Я и слова не сказала, — отозвалась Анастасия, — я как раз и удивлена меньше всех. До сих пор помню…

— Настя, — оборвала ее Марина, — хватит. Все мы поняли.

— Хорошо, хорошо.

Инцидент был исчерпан. Остаток завтрака прошел без эксцессов.

После завтрака Анастасия и Евгений удалились в кабинет — им надо было что–то обсудить, а Марина с Тимофеем стали убирать со стола. Следует отметить что во многом Марина симпатизировала Тимофею и он был ее любимчиком. Клара и Ирина пошли в кладовую, прикидывать, что надо прикупить из продуктов, а Женя и Антон убежали в оранжерею поливать цветы. Так или иначе все были при деле.

Анастасия вошла в кабинет и устало опустилась в кресло у письменного стола:

— Что же я такая уставшая уже утром, наверное все силы потратила на завтрак и обсуждение убийства этой…, — сказала брату Анастасия.

— Ты сегодня прямо на работу или нет? Едем вместе? — спросил Евгений.

— Нет, — ответила та, — езжай на своей, я на вокзал еду из дома, а потом по делам. В контору если и заеду, то ненадолго, текучку подписать.

— Что–то я не понял, а тебя сегодня что сподвигло на прогул?

— А ты все сразу забыл? Мы же с тобой еще неделю назад говорили об этом!

— Точно, — хлопнул себя Евгений по лбу, — Спицын же сегодня приезжает.

— Вот именно, его встретить надо, в квартиру отвезти. В конце концов — я ему крестная или ехидна?

— Насть, — ухмыльнулся Евгений, — иногда мне кажется, что в тебе много чего от ехидны есть.

— Ну тебя, — сказала Анастасия, — я думаю привезти его к ужину в гости. А то совсем после смерти родителей его нельзя оставлять.

— Ему тридцать пять лет!

— И что? Да хоть сорок. Но духом он моложе своего возраста намного. Никого тебе это не напоминает, так, случайно?

— Напоминает конечно. Ты права. Да и я ведь его живьем ни разу не видел. Я помню только его маму, с которой ты вместе в университете училась. Погоди–ка.

— Что тебя смутило? — подняла брови Анастасия.

— А сколько ей лет было когда она Андрея родила?

— Слушай, не считала. Если ей не исполнилось пятьдесят пять, то значит в восемнадцать. Она же поздно в универ поступила.

— У меня не сошлось потому, что когда ты с ней познакомилась — ей было вроде тридцать.

— Ты путаешь. У тебя же на числа никогда памяти нормальной не было.

— А вот это, — настаивал Евгений, — мне запомнилось. Ей точно было тридцать, ты ей еще ту жуткую хламиду подарила.

— И кто после этого ехидна?