Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]

— Вот ордерок будет, тогда и проверишь, — Анастасия тоже отключила светский облик. Предстояла определенная бойня.

— Будет. Еще какой ордерок будет. Я вас всех к стенке поставлю. Где моя дочь, — заорала Катя, — Соня! Дочка.

— Ох, Екатерина, я вот что–то не помню, чтобы у тебя была дочь.

— Что ты хочешь этим сказать, паскуда.

— А то, сучара сраная, — этот смачный эпитет Анастасия раскопала ночью, ей очень не хотелось материться, но при этом говорить разнообразно, — я то знаю, что никакой дочки Сони у тебя нет. Ты же ее в доме ребенка взяла. Не понимаю только, как тебе после того скандала вообще ребенка доверили.

Катя опешила:

— Откуда ты это знаешь?

— Я это откуда знаю? Все очень просто, родная моя Выдра Хреновна, я же точно знаю, что у тебя нет возможности рожать. Или ты забыла как в больнице беременная лежала и тебе аборт делали, или ты наивно полагаешь, что после стольких абортов можно сохранить возможность рожать детей?

— Где моя дочь?

— У тебя нет никакой дочери, маразматичка старая, — отрезала Анастасия, — ты никаких выводов из своих поступков не делаешь, кажется.

— Ненавижу тебя, — Катя наконец–то бросилась на Анастасию с кулаками и собиралась ее задушить, но та была готова к атаке и обезоружила более старшую и менее подвижную Носову ударом в челюсть. Грузно рухнув на диван Катя вскочила с него и бросилась в повторную атаку.

Когда Катя приблизилась к Анастасии раздался характерный треск, Носова упала на пол — в руке у главы Гордеевых оказался электрошокер. Как по команде из своих укрытий выглянули Евгений, Клара, Марина и Ирина. Они не вмешивались в ход побоища, но поскольку диалог резко завершился, решили осведомиться, что происходит и все ли живы. В том, что Анастасия справится с Носовой не сомневался никто.

Гордеева перешагнула через Катю, села на диван и начала свой монолог, так как Носова примерно с пять–десять минут должна была находиться в шоковом состоянии.

— Как же ты быстро, мразотина носовская кинулась в атаку. Я то рассчитывала на длинный разговор, Катенька. Я тебе столько рассказать хотела.

Катя тяжело дышала и слушала. Говорить она пока не могла, только постанывать и кряхтеть.

— Понять не могу, где ты так ублюдочно одеваешься, честное слово, у моих соседей, которые участок с домом продают сейчас так даже прислуга не одевается. Жуть какая–то. Хотя ты всегда так выглядела. Я даже не могу понять — прошли эти годы или нет, ты вообще не изменилась за это время. Ты меня слушаешь? — Анастасия поддела валявшееся на полу в тени банана тело Носовой, — так слушай дальше. Ты свой аборт помнишь? Да?

Катя Носова прекрасно помнила, как восемнадцать лет назад вдруг обнаружила, что беременна. И это был последний шанс родить ребенка. Она наблюдалась у лучшего гинеколога города, но…

— Знаешь, ведь тот гинеколог, что тебя наблюдал, — продолжала Анастасия, — стоил немало. А теперь представляешь скольких мне денег стоило его подкупить, а?

Тут Носова начала понимать суть того, что пыталась ей сказать Анастасия, но махать кулаками было невозможно, да и бесполезно:

— А уж убедить тебя в том, что у тебя тяжелое течение, что ты родить не сможешь. Да проще простого оказалось. Я собственно догадалась об этом, когда ты некоторое время перед этим бегала и вопила мне, что засадишь нас по статье, которую уже двадцать лет как на тот момент отменили. А ты помнишь ту медсестру что ассистировала врачу? Помнишь? Дальше сама догадаешься.

— Это была ты, — выдавила Катя.

— Ага, — засмеялась Анастасия, — а я думала у тебя мозгов только на судоку хватает. Да, дорогая моя, это не доктор тебя лишил возможности родить. Это сделала я.

Катя заплакала. Она медленно поднялась с пола и грузно осела в кресло не переставая рыдать:

— За что? За что ты разрушила мою семью?

— Сама допрешь, или мне фото принести? Забыла? Быстро же у тебя из памяти такие важные детали собственной биографии улетучиваются. А теперь слушай. Сони здесь на самом деле нет, я не так глупа, чтобы оставлять в своем доме ту, что ты воспитала. Я даже не знаю куда они поехали.

— Я тебя проклинаю. Вы уничтожили мою семью.

— Солнышко мое, Королева Дерьма носовского, не употребляй перфекта, пока всего не случилось. Зая, это только начало.

— Чего ты хочешь? Что мне сделать, чтобы ты о нас забыла? — взвыла Катя, которая уже пришла в себя.

— Погоди немного. Я думаю, что ты и без слов поймешь, что в этом мире существуют люди… и места, где тебе, и твоему мужу–алкоголику следует появиться и кое–что сделать. Кстати, твой самец так и не трахает свою жирную свинку и не спит с ней в одной постели?

Катя не ответила:

— Я так и думала. Только вместо бензиновой водки от которой в свое время его к сожалению откачали, и написали в карточке обычную кардиопатию, он уже дааавно балуется чем–то посерьезнее. Вот я и думаю, когда же вы сдохнете оба, а то я из–за этого летать на самолете боюсь. И многие мои знакомые тоже предпочитают через Москву ездить и летать самолетом оттуда.

— Я ухожу, — отрезала Катя, — я найду на вас на всех управу. Я подниму все свои связи!

— Двадцать лет назад я уже слышала подобный бредофарс! Забыла?

— Теперь у нас есть деньги.

— Были, да всплыли!

Катя пошла к выходу и тут Анастасия не удержалась, догнала Носову и, когда та выходила через парадную, отвесила ей сильнейший удар под зад, от чего она рухнула через порог и упала прямо на каменистую дорожку. Встав, и собравшись дать отпор Катя увидела, что Анастасия держит в руках шокер:

— Имей в виду, — сказала Анастасия, — я на тебе обкатала первую мощность. Подойдешь сейчас ко мне, получишь вторую, от которой не встанешь неделю. А я тем временем вызову милицию и скажу что ты пыталась меня убить, а родственники это подтвердят, благо они не все мне кровными и законными являются. Уяснила? И никакие связи тебе сучаре, и твоему самцу сраному не помогут. Ясно?

Катя поднялась на ноги и только бросила:

— Это мы еще посмотрим!

Анастасия расхохоталась. Катя медленно вышла из сада Гордеевых и захлопнула калитку. Потом она села на свое водительское место и уронила голову на руки. Зарыдала изо всех сил. Перед ней проносились образы из прошлого и каждый норвил укусить. Рукой она задела магнитолу. В машине полилась музыка лирической песни «Ничего личного» Армандо Мансанеро. В свое время человек, который очень любил эту песню был дорог Кате. Но его уже нет. Музыка лилась из колонок, а Катя продолжала рыдать, а ее слезы падали и падали. И тут она вспомнила слова — Все наши слезы пусть отольются — по миллиарду за одну — всем, кто посмел разрушить наше счастье. Она не решалась завести мотор, но понимала, что следует быстро уезжать из этого кошмарного места.