Дэвид Эллис - Наблюдатель

Макдермотт начал читать биографию, которая умещалась в одном параграфе:

Профессор Фрэнкфорт Джей Олбани благодаря Гарланду Бентли основал собственную кафедру в колледже Мэнсбери. Это памятное событие произошло в 1990 году. Профессор Олбани был удостоен собственной кафедры за его глубочайший вклад в…

— Что? Гарланд Бентли?!

Гарланд Бентли основал в колледже Мэнсбери кафедру для Олбани?

— Возможно, нам не надо выбирать между Гарландом Бентли и профессором Олбани. Возможно, они оба причастны к убийствам.

— По крайней мере теперь ясно, почему Олбани удержался на своей должности после семинаров, в результате которых погибли шесть девушек. Вряд ли кто-то посмеет тронуть человека, которого поддерживает миллиардер.

— Он нанял Райли после того, как дело Бургоса было раскрыто, и сделал его миллионером, — задумчиво произнес Макдермотт. — По окончании следствия Бентли стал каждый год выплачивать Брэндону Митчему стипендию в благодарность за молчание о возможном романе Бентли с Элли Данцингер. Он основал кафедру для профессора Олбани сразу после завершения процесса и помог ему сохранить место в колледже.

— Гарланд Бентли явно пытался откупиться, — согласилась Столетти.

Зазвонил телефон Макдермотта. На определителе высветился незнакомый номер.

— Майк, это Сьюзан Доббс.

— Сьюзан? — Он посмотрел на часы. — Какой патологоанатом будет работать в морге в такое время?

— Ты разбередил мое любопытство, — отозвалась она. — И я понимаю, насколько это важно.

— Очень тебе благодарен…

— Я только что проверила все три жертвы: Чианчио, Эвелин Пенри и Амалию Кальдерон.

— И?..

— У всех после смерти был сделан надрез между четвертым и пятым пальцами на ноге.

Макдермотт выдохнул.

— Этот парень умен, — добавила она. — Или, напротив, глуп. Все зависит от того, с какой точки зрения смотреть.

Верно. Он оставлял на них пометку. Свой знак.

— Сьюзан, а почему это не было отражено в остальных отчетах по вскрытию? Почему об этом упомянули только в случае с Чианчио?

Она вздохнула.

— Майк, посуди сам: нам приносят тела с многочисленными физическими повреждениями: гематомами, колотыми ранениями и тому подобным. Мы можем просто не обратить внимания на подобную мелочь. Жертвы явно не были отравлены, и мы не искали следы от укола. Так что вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову проверять, что находится между четвертым и пятым пальцами на ногах убитых.

— Но ты обнаружила порез у Чианчио. И я тебе очень признателен.

— Меня не только за это надо поблагодарить.

Макдермотт закрыл крышку мобильного телефона.

— Все три жертвы, — объявил он.

— Звонили из судмедэкспертизы? — спросила Столетти. — Мы знали, что все убийства связаны. У нас практически не было сомнений. Но почему, расправившись со своими жертвами, он не поленился, отыскал участок между четвертым и пятым пальцами у них на ногах и сделал надрезы?

— Хочет, чтобы мы сами догадались.

— Если бы хотел, то оставлял бы метки на лице. Это самая потаенная метка, которую я только встречала. — Столетти кивнула. — Ты не знаешь, говорилось ли о подобных порезах в отчетах по вскрытиям жертв Мэнсбери?

— Нет. — Макдермотт еще раз посмотрел данные вскрытия по делу Бургоса. — Но они могли не заметить их, как не заметили на двух нынешних жертвах, пока я не попросил все проверить.

Столетти расстроил ответ. И Макдермотт понимал ее. Преступник оставлял метку, маленький надрез между четвертым пальцем и мизинцем на ноге, но ее легко было пропустить, особенно когда тела избиты и изуродованы.

Но почему он оставляет метку там, где ее никто не может найти?

— Он делает это для кого-то, — предположил Макдермотт. — Только вот для кого?

Шелли сидела напротив меня за столиком в ночной забегаловке. Жевала кусочек льда из стакана с лимонадом. Я сжимал в ладонях чашку с кофе и пытался справиться с душевными ранами. Я сообщил ей, как продвинулось следствие со времени нашего утреннего визита к Гвендолин Лейк.

Я слишком долго совершал одиночный полет и не привык искать утешения. Жизнь холостяка довольно проста, особенно если нет проблем с деньгами, а у меня их точно не было. На нынешнем этапе карьеры мне не приходилось много работать. Судебные тяжбы в основном сводились к тому, чтобы добиться компромисса для враждующих сторон, а если дело и доходило до суда, то процесс напоминал скорее театральное представление. Моя личная жизнь? Здесь мне тоже не приходилось принимать серьезных решений. Хотя порой трудно было выбрать, по какому телеканалу смотреть вечером кино. Подобная жизнь вполне меня устраивала, она была удобной, а большего мне и не требовалось.

С появлением Шелли все круто изменилось. Как и большинство своих знакомых, я встретил ее в суде. Выслушал вердикт присяжных и потом не видел ее до прошлого года, когда она попросила меня представлять интересы клиента, которого обвиняли в убийстве. Это был напряженный поединок двух соперников, но я тут же почувствовал, что в ней есть нечто особенное: сила характера, горячая убежденность.

А когда она решила, что нам нужно расстаться, я уже не мог вернуться к прежней жизни. Моя секретарша Бетти оказалась права — я потерял покой. Всегда любил выпить, но, начиная с той ночи, превратил это увлечение в подобие олимпийского вида спорта. Совершенно разбитый, я работал на автопилоте и все время жалел себя.

Но теперь она вернулась, с условием, что я не стану давить на нее, а я взял да и вывалил на нее все свои проблемы. Я не хотел звонить ей и просить о встрече здесь. Бранил себя, пока набирал ее номер. Но как бы там ни было, я нуждался в ней.

За все это время она не проронила ни слова. Шелли — прекрасный слушатель.

Когда я закончил, она спросила:

— Скажи, а что именно тебя так беспокоит в этой истории?

Я рассмеялся. После всего, о чем мы говорили, я даже не знал, с чего начать.

— Ведь не Гарланд? — осторожно поинтересовалась она.

Я протянул чашку официантке, и она налила мне еще кофе.

— Да пошел этот Гарланд куда подальше.

Мои слова немного позабавили Шелли. Она не ожидала услышать от меня нечто подобное. Ее никогда не интересовала корпоративная юриспруденция. Однажды я уже уговаривал Шелли стать соучредителем моей юридической фирмы, но она не желала оставлять карьеру детского адвоката. Главное для нее — работа, а не гонорары. Впрочем, как и для меня.

— Думаешь, в то время я упустил что-то из виду? — Я поморщился.

— Не понимаю, почему для тебя это так важно. Если Кэсси была беременна, то, возможно, шестнадцать лет назад это представляло для кого-то проблему. Но не сегодня. Гарланд спал с Элли Данцингер? Разумеется, известие скандальное, но это новость шестнадцатилетней давности. Сейчас она ничего не значит. Я… я не понимаю, как это относится к делу. — Она коснулась ладонью моей руки. — Но ты думаешь иначе.