Илья Бушмин - Дорога смерти

— Нна, падла! Нна, сука!

Он падает, видя лишь сноп кружащих его в своем водовороте искр и чувствуя лишь боль. У него больше нет лица. Вместо лица только боль, которая пульсирует и сжигает огнем все его ткани. А бритая тварь с силой опускает ногу ему на грудь, впечатывая грудину в позвоночник и ломая поддерживавшие ее ребра. И все внутри вспыхивает таким диким адом, что вся вселенная съеживается до размеров его тела.

— …Дыхание учащается!

Половину обзора перед глазами занимает что-то белое, нависающее сверху. В глаза бьет яркий свет. Свет скачет вверх-вниз, и вдруг он понимает, что это собственные конвульсии сотрясают его. Боль такая, что он хочет выть и кричать, разрывая голосовые связи. Но в его горле что-то чужеродное заменяет все пространство.

— Он приходит в себя!..

Боль пронзает все его тело. Он пытается пошевелиться, привстать, но тело больше не служит ему. Сломанная в предплечье рука шмякается о поверхность пола и запрокидывается куда-то в сторону, скользя по липкой крови. Он пытается встать на колени, но ноги не слушаются. Правая нога, со сломанным коленом, дергается в сторону и издает отвратительный царапающий звук. Это торчащая из того, что только недавно было его бедром, кость касается ламината. И одно лишь понимание этого сводит с ума больше, чем боль. Тело бьется в непроизвольных конвульсиях, пытаясь удержаться на этом свете. Струи крови заливают лицо, стекая из разбитого черепа по волосам, коже лба, рассеченным и сломанным бровям прямо в глаза.

Из-за тумбочки он в последний раз видит ноги Лены. Ее трусики и ее обнаженный живот, виднеющийся сквозь полы разорванного халатика. И темную, почти черную змейку крови, которая ползет вдоль ее тела.

— …Проверьте зрачки!

Пытаясь сфокусировать взгляд, он видит силуэт человека в белом. Краем глаза замечает собственное тело, которое трясется и бьется в агонии, закованное в панцирь из гипса.

— Сколько кубиков добутамина?!..

Между ними с Леной вдруг вспыхивает что-то. Сквозь заливающую глаза кровь он видит первый язык пламени, которое, хищно скалясь, прыгает еще ближе. От пламени веет жаром, который

А потом он чувствувет жар. Несмотря на боль, которая кружит его, погружая в свое чрево все сильнее и глубже, он ощущает жар кожей. Он пытается кричать, но слова ревут лишь в его пылающем от агонии сознании. Жар все ближе…

Тяжел дыша, Бегин взрогнул и распахнул глаза. Первое, что он увидел — это пламя, которое лизало балки дверного косяка комнаты, рисуя в клубах дыма высокую букву «П». Дым окутывал собою все. Глаза пульсировали, словно в них насыпали песка. Слез больше не было.

Содрогаясь от кашля, Бегин вдруг понял, где он. Это не сон. Это не продолжение его кошмара. Он пошарил рукой и нащупал ногу Рябцева.

Где-то совсем рядом что-то обрушилось с оглушительным грохотом, и пламя на секунду всосалось наружу, чтобы через мгновение запрыгать по дверному косяку с новой силой.

Бегин закусил губу, чувствуя, что зубами прокусывает ее почти насквозь. Он захрипел, но окружавший его треск поглотил все. Бегин встал на колени. Нащупал унитаз. Щурясь, разглядел дырку в полу.

Нужно было собрать все силы. Бегин заорал, заставляя себя аккумулировать остатки всего, что заставляло его двигать тело все эти годы. Поднял унитаз. И вонзил острый край его днища в цементную кромку дырки. Первый удар отколол лишь кусочек. Бегин поднял над собой унитаз и опустил его вниз резко, вложив в это все силы. С хрустом кусок цемента рядом с Бегиным грохнулся вниз. Посыпалась земля, и кусок цемента, увлекаемый ею, полетел вниз, в темноту, и ударился о пластик.

Пластик?!

Бегин поставил унитаз рядом. Тот покачнулся и с грохотом ухнул вниз. Новый удар.

Пламя метнулось в помещение санузла и заскользило по потолку. Как фонарем, оно осветило дно контейнера, зияющего под дырой в полу. На дне, в жалких полутора метрах от Бегина, лежал унитаз.

— Володя, — жутко прохрипел он. Голосовые связки полыхали от разъедавшего их дыма. Бегин пополз к Рябцеву, силуэт которого дрожал в свете бьюещего от двери света пламени. Схватил его за шиворот и дернул. Воротник свитера Рябцева хрустнул, отделяясь, и остался в руке Бегина. Рыча, заставляя себя собраться, Бегин обхватил безвольное тело Рябцева за грудь и поволок к дыре.

Бегин прыгнул в черноту, не глядя. Ноги ощутили твердый пол, в лодыжку упирался валявшийся рядом унитаз. Из дыры в полу он торчал почти по плечи. Двумя руками, хрипя из последних сил, Бегин подтащил к себе Рябцева и нырнул вниз, увлекая его в подпол.

Они грохнулись на пластиковое дно. Тяжелый Рябцев рухнул на Бегина и придавил его своим весом. Бегин спихнул с себя Рябцева. Тьма была кромешная — лишь за бесформенной дырой в потолке брезжили красные отблески пламени.

Телефон.

Бегин достал сотовый. Разблокировал экран. Связи не было, индикатор сети был на нуле. Бегина сотряс приступ кашля. Исторгая копоть, слюну и мокроту, он сумел все же найти режим фонарика и ткнуть нужный указатель на дисплее.

Они были в узком, около метра, и длинном — около пяти метров — вытянутом прямоугольном пластиковом чане. Стены, пол и потолок из пластика. Пластика не было лишь в районе дыры, где должны размещаться трубы уходящего в чан слива.

Это была канализация будущего дома, еще пустая, ни разу не использовавшаяся и не зловонная.

Бегин направил луч света вперед и вверх. Его надежды оправдались, в сердце екнула надежда. В конце чана, противоположном дыре, в которую они упали, виднелся круглый черный металлический люк.

Отверстие для откачивания нечистот, когда емкость для дерьма заполнится.

— Володя, — хрипнул Бегин, но продолжить он не мог. Его снова сотрясло кашлем. При отсутствии боли судоржный, глубокий и безостановочный кашель кажется чем-то потусторонним — твое тело конвульсирует, стремясь словно исторгнуть внутренности, но ты ничего не чувствуешь. В такие моменты Бегин особенно ощущал свое тело чем-то, что на самом деле находится вне его, а не является им самим.

Не говоря больше ни слова, он подхватил Рябцева за грудь и поволок к люку.

Над дырой обрушилась кровля. Внутрь пластикового контейнера начали прыгать, как крошечный дьявольский десант, снопы пламени. С щипением они упирались в пластик и пропадали, оставляя после себя струйки бьющего вверх дыма. Но за ними прыгали другие.

Бегин подполз к люку. Встал. Выпрямился, уперевшись плечами и затылком в металлическую поверхность люка.

Только бы он не был заперт.

Бегин напрягся и, зарычав от натуги, приподнял крышку. Вскочив на ребро, крышка люка помедлила секунду и со звоном рухнуля рядом с люком.

Бегин стоял, высовываясь из люка, как танкист. Он был в трех метрах от стены дома, который был полностью охвачен огнем. Горячий, но насыщенный кислородом свежий возздух ударил в легкие, пьяня Бегина. Следователь содрогнулся от кашля.