Роберт Годдард - Нет числа дням

— Ник, я говорила с Кейт. Она просто убита. А ты ей совсем не помог! Куда ты едешь?

— Бэзил не звонил Анне?

— Нет. Но Бэзил не ребенок, что с ним будет?

— Вы в курсе, где он?

— В Греции. Или на пути туда. А что?

— Он в Венеции.

— Да нет же. Он сказал Анне…

— Он путал следы. На самом деле Бэзил в Венеции, хочет помериться силами с кузеном Димитрием.

— Не может быть!

— Может. И после истории с Томом мне кажется, что он в опасности.

— Ты едешь за ним?

— Да.

— Не надо, Ник! Ради Бога, не геройствуй! В какую бы беду ни попал Бэзил, ты не выручишь его тем, что сам в нее попадешь.

— Ты ничего не понимаешь, Ирен. Я уже и так влез в это дело — дальше некуда. А верней, мы все влезли.

Поезд остановился на Кингз-Кросс около шести. В Лондоне уже стемнело, час пик был в самом разгаре. Ник заторопился в сторону вокзала Юстон, тем самым путем, каким шел в октябре, когда случайно столкнулся с Томом. Каким беспечным казался он тогда, как безоблачно текла его жизнь. И вдруг все рухнуло. Перевернулось с ног на голову — и всего за каких-то четыре месяца. А теперь кончилось. Том — уже часть прошлого. Он ушел, покинул их навсегда. Увы — то, что он натворил, и то, почему он это натворил, никуда не делось. Здесь, с ними. И с этим придется бороться.

К тому времени когда Ник вышел из здания станции и сел в такси, пробки в Милтон-Кинез уже рассосались. Поездка по полупустым улицам напоминала что угодно, только не возвращение домой. К этому городу трудно было привыкнуть. Ник жил здесь уже восемь лет, а чувствовал себя так, будто заскочил проездом. Да и вся его работа здесь не больше чем след на песке.

Он жил в большом, даже чересчур большом доме, в одном из переулков района Уолнат-Три. Когда Ник заплатил таксисту и вышел из машины, дом не показался ему заброшенным. Он принял отсутствие хозяина так же легко, как принимал его присутствие. Даже почты скопилось не очень-то много; входная дверь открывалась на удивление легко. Судя по всему, пустой, одинокий дом вовсе не скучал.

Ник бросил сумку и подобранную у порога почту на кухне и прошелся по дому, задергивая занавески, включая свет. Выдвинул ящик стола в спальне, отыскал единственную нужную ему вещь — паспорт. Положил в карман и вернулся на кухню. Смысла распаковываться не было. А вот постирать нужно. К утру все должно высохнуть. Он зарядил стиральную машину, заварил себе чаю и выпил его в столовой, игравшей также роль кабинета, — слушая автоответчик и тут же стирая большинство сообщений.

Разобрал почту — с тем же результатом. Счета за квартиру оплачивались автоматически — жизнь регулировалась различными административными структурами, и вмешательства самого Ника тут вовсе не требовалось. Все было организовано и предсказуемо. Хотя бы здесь.

Ник открыл холодильник, собираясь вытащить какой-нибудь полуфабрикат, когда в дверь позвонили. Он замер, не понимая, кто бы это мог быть, и глядя на свое удивленное отражение в дверце микроволновки. Может быть, кто-то из соседей встревожился, увидев свет в окнах прежде пустого и темного дома? Больше-то просто некому, учитывая нелюдимый характер обитателей района.

Ник выглянул в прихожую и за матовым стеклом двери увидел размытый силуэт незваного гостя. Он не включил свет на крыльце, поэтому фигура была темной и расплывчатой, непонятно — знаком ему человек или нет. Возможно, страховщик, или сборщик пожертвований, или — самое страшное — свидетель Иеговы. Ник подался назад в кухню, надеясь, что человек уйдет.

Но он и не думал уходить. За стеклом поднялась расплывчатая рука. Звонок снова залился — настойчиво, требовательно. Может, и вправду сосед? Хочет рассказать Нику что-то важное, во всяком случае, то, что сам считает важным. Посылку не туда принесли, черепица с крыши осыпалась — мало ли что? Придется открыть. Ник прошагал к двери и отворил.

Свет из прихожей приветливо озарил лицо Элспет Хартли.

— Привет, Ник.

— Прокатишься со мной?

Ник запомнил Элспет совсем другой. Теперь ее волосы стали прямее и короче. Очки исчезли. Стиль одежды она тоже поменяла — видимо, на привычный: черная водолазка, черные кожаные брюки и куртка. Лицо похудело, руки напряженно засунуты в карманы. Однако при всей своей скованности она беззаботно зовет его прокатиться — и это после лавины смертей и предательств! Ник даже не нашелся что ответить.

— Ну что, поедем? В доме говорить не стоит.

— Ты вообще… соображаешь… сколько горя ты принесла моей семье?

— Да.

— И при этом приходишь сюда и… спокойно зовешь меня кататься?

— Кто сказал, что спокойно?

— Я просто… не могу поверить.

— Я знаю, что случилось с Томом. Я тоже получила письмо. — Элспет достала из кармана мятый конверт. — Он написал мне, что собирается сделать. Не было нужды дожидаться полицейских сводок — Том всегда выполнял свои обещания. Кстати, еще он обещал рассказать тебе про Джонти.

— Джонатан Брэйборн был твоим братом?

— Да.

— А ты, выходит, Эмили Брэйборн.

— Да.

— Как ты узнала, что я здесь?

— Том пытался остановить тебя. Но после всего, что было, я знала, что ты не остановишься. Ты ведь приехал за паспортом?

— А ты на редкость сообразительна.

— На самом деле не очень. Просто умею просчитывать людские поступки. Я ждала тебя еще с утра. Не думаю, что за тобой слежка, да и меня вроде никто не обогнал, и все же в машине будет спокойнее. Едешь?

— А мне-то это зачем?

— Затем, что ты хочешь знать правду. После смерти Тома мне просто необходимо с кем-нибудь поделиться. А ты единственный, кому я верю.

— Ты мне веришь?!

— Да. А когда я расскажу тебе все, что знаю, ты поверишь мне.

— Куда мы едем? — спросил Ник, когда они сели в «пежо» и помчались в неизвестном направлении. Он все никак не мог осмыслить происходящее. Он искал Элспет, но так ее и не нашел. Это она нашла его.

— Никуда. Просто покатаемся вокруг города.

— И ты расскажешь мне, за что сгубила половину моей семьи. Правильно?

— Нет. Неправильно. Я никого не собиралась губить.

— За дурака меня держишь?

— Давай условимся: я говорю — ты слушаешь. Иначе…

— Ты обещала рассказать мне правду.

— И ты ее получишь. Но на моих условиях. Идет?

— О’кей.

— Прекрасно. — Элспет на минуту отвлеклась, выруливая на окружную дорогу. — Что ты знаешь о моем отце?

— Очень мало. По словам Джулиана Фарнсуорта, наши с тобой отцы познакомились на Кипре, во время войны. Но мой никогда не упоминал никакого Брэйборна. Кроме того, все трое работали археологами в Оксфорде. Твой отец влез в какую-то аферу с аукционами и загремел за решетку. Это было в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом. Вот и все.

— Понятно. Тогда слушай все остальное. Моя мама работала в столовой Брейзноз-колледжа. В юности она была настоящей красавицей. Отец просто потерял голову, обещал жениться. Наврал, конечно. Разве станет такой парень жениться на официантке? В общем, мама забеременела. Джонти родился как раз тогда, когда отец угодил в тюрьму. Когда он вышел, его жизнь полностью изменилась. Теперь он горел желанием жениться на маме. Ему просто-напросто больше не к кому было идти. Ну вот они и поженились. В шестьдесят шестом родилась я. Мы жили в Коулее. Далековато от Оксфорда и в прямом, и в переносном смысле. Мама дернула за кое-какие рычаги, и отца взяли клерком в «Моррис моторс». Но офис был не для него. Он начал пить, играть. Когда отец напивался или его лошадь приходила последней, он, бывало, поколачивал маму. Неудивительно, что его уволили. А потом он нас бросил. А потом вернулся. А потом опять бросил. В детстве я не часто виделась с отцом, а была бы моя воля — виделась бы еще реже. А вот Джонти его обожал. В его глазах отец был настоящим героем. К чести отца надо сказать, что чувство было взаимным. Он всегда хотел стать именно таким папой, которым Джонти мог бы гордиться. Но у него не выходило. В конце концов мама с ним развелась. К тому времени Джонти уже учился в Кембридже и рассказывал мне позже, как отец приезжал к нему из Лондона — навестить. Мать запретила отцу появляться на церемонии вручения дипломов. Но позже он, конечно, обо всем услышал.