Карин Жибель - Укус тени

— Рада это слышать. В тебе, я вижу, заговорило благоразумие…

— Я соврал, когда сказал тебе, что это я убил Орелию! На самом деле я никого не убивал и никого не насиловал… Единственная смерть на моей совести — это смерть одного типа, которого я пристрелил, выполняя свои обязанности полицейского. Но тогда я действовал в пределах предусмотренной законом необходимой обороны.

Лицо Лидии перекашивается от злости.

— Тебе повезло, что ты сейчас в таком состоянии… Но как только твое состояние улучшится, я проучу тебя за вранье, Бен!..

Она приносит тазик с горячей водой, бинты и начинает промывать рану Бенуа.

— Пуля не прошла насквозь, — равнодушно сообщает она. — Ну что ж, будешь хранить ее в своем теле на память обо мне…

Бенуа, закрыв глаза и стиснув зубы, стонет от боли. Лидия обрабатывает его рану довольно небрежно, то и дело причиняя ему боль. Бенуа, вдруг разозлившись, пытается оттолкнуть ее ногами, но сразу же выбивается из сил.

— Тебе не следует делать резких движений…

— Иди в задницу!

— Веди себя тихо, а не то я успокою тебя электрошокером. Понял, майор?

Она уже давно его так не называла. Такое обращение напоминает Бенуа о том, что раньше, в своей прежней жизни, он был полицейским. Лидия накладывает ему на рану марлевую повязку, а затем плотно обматывает его плечо водонепроницаемыми бинтами. Закончив, она с явным удовольствием любуется своей работой.

— Думаю, из меня получилась бы прекрасная медсестра! — говорит она, улыбаясь.

— Судя по тому, как ты сейчас со мной обращалась, из тебя получился бы прекрасный живодер… А еще ты очень даже подходишь на роль подсудимой. Подсудимой, по которой плачет пожизненное заключение.

— Даже и не мечтай, майор! Ты меня явно недооцениваешь! Я напоминаю, что твои друзья-приятели из полиции ищут тебя уже целых две недели и все никак не могут найти!

Бенуа пытается ударить Лидию ногой, но промахивается.

— Да не будь ты такой букой, дружище!

«Дружище» ? Скоро она, наверное, начнет называть его «милый», а затем — почему бы и нет? — «любимый»… Она и в самом деле чокнутая!

— Ты хоть знаешь, что ты сейчас выглядишь очень даже сексуально? — насмешливо спрашивает Лидия.

Она беззастенчиво проводит пальцем по его внушительным шрамам и огромным гематомам, слегка касается ногтем повязки на его ране.

— Все эти шрамы придают тебе такой мужественный вид! Жаль, что твоей верной супруге не доведется их увидеть! Я уверена, что они бы ей понравились…

— Ты, похоже, совсем свихнулась!

— Да. Причем по твоей вине, Бен… Не забывай об этом. Именно ты довел меня до безумия.

Лидия выливает в унитаз покрасневшую от крови воду, выходит из «клетки» и поднимается вверх по лестнице. По-видимому, женщина скоро вернется, потому что она не потрудилась запереть дверь. Бенуа даже не пытается воспользоваться этим и выбраться из «клетки»: у него явно не хватит сил на то, чтобы сбежать отсюда.

Лидия появляется через несколько минут с подносом в руках и ставит его перед Бенуа. На подносе — тарелка с супом, приготовленным из концентрата, пластмассовая ложка, стакан воды и несколько таблеток.

— У тебя даже есть право на еду! — объявляет Лидия.

— Вот это ты называешь едой ? — бурчит Бенуа.

— Если она тебе не нравится, я могу отнести ее обратно.

Бенуа предпочитает промолчать. Лидия выходит из «клетки» и поворачивает ключ в замке на два оборота.

— Я буду есть без рук? — сердито спрашивает Бенуа.

— Подойди сюда, я сниму с тебя наручники.

Бенуа с большим трудом поднимается на ноги и, кое-как доковыляв до решетки, прислоняется к ней спиной. Лидия снимает с него наручники и слегка толкает его ладонью в спину.

— Ты уж не вороти нос от этой еды, Бенуа… А то ведь может получиться так, что это твой последний прием пищи!

— Благодарю за совет!

— Еще я купила тебе чистую одежду.

Бенуа опускается на одеяло — так, чтобы оказаться возле подноса, — и смотрит на свою мучительницу, которая тем временем бросает ему в «клетку» какие-то шмотки.

— Ты можешь принять душ: бинты, которыми я тебя перевязала, — водонепроницаемые.

Одна из ее причуд: она время от времени требует, чтобы он принял душ. Она заставляет его мучиться, истекать кровью, балансировать на грани жизни и смерти — и при этом хочет, чтобы он был чистым…

— Замечательно! — бормочет Бенуа.

— Приятного аппетита, Бен!

— Прокурор согласен, — сообщает Джамиля, входя в кабинет Фабра. — Он хочет, чтобы ее допросили.

— Прекрасно. Мы отправимся к ней завтра утром…

— Договорились… А вы и в самом деле думаете, что это могла сделать она?

— Знаете, капитан, по роду своей деятельности я навидался всякого… И уже ничему не удивляюсь! У этой женщины имелись все основания быть весьма недовольной своим мужем…

— Почему же она тогда просто не развелась с ним?

— Не знаю… Может, из страха остаться без денег… Или из страха перед общественным мнением. Развестись — это значит признать, что ее семейная жизнь не состоялась! Подумайте сами, капитан: когда будет найдено тело Лорана, его наверняка посмертно повысят в звании. Если он сейчас майор, значит, его посмертно произведут в комиссары… Прибавьте к этому одну-две медали — и Гаэль, как вдова погибшего офицера полиции, до конца своих дней будет получать неплохое денежное пособие. Кроме того, она будет считаться вдовой героя!..

— Вы, пожалуй, правы, — соглашается Джамиля.

— Видите, мой срок годности еще не истек! — с улыбкой говорит Фабр. — Во всяком случае, кое-какой умишко у меня еще есть!

Джамиля смущенно улыбается.

— Я прошу у вас прощения… Я иногда бываю немного вспыльчивой, говорю всякие дерзости!

— Считайте, что я о них уже забыл, — миролюбиво произносит Фабр.

— Мне никогда бы и в голову не пришло, что Гаэль на такое способна…

— Хм… Я вам напоминаю, что пока она всего лишь подозреваемая, но отнюдь не обвиняемая! Мы ведь ее еще толком не допрашивали… Так что не торопитесь с выводами… Надеюсь, вы не забыли о том, что такое презумпция невиновности?

— Да, конечно… Однако обстоятельства, на которые вы сейчас обратили внимание, свидетельствуют не в ее пользу. Я, кстати, вспомнила, что в тот день, когда Гаэль заявила мне, что знает о том, что произошло между мною и Бенуа, она… она показалась мне черствой и грубой… Мне следовало вспомнить об этом намного раньше!

— Знаете, а ведь это вы подтолкнули меня к данному предположению.

— В самом деле? — удивляется Джамиля, закуривая сигарету.

— Да. В тот момент, когда рассказали мне о своем разговоре с мадам Лоран. Вы ведь тогда рассказали, что она была черствой и грубой…