Владислава Мека - Моя последняя игра

— Это версия или подозрения? — не обращая внимания на вскочившего и орущего Винса, я встрепенулась только на его последних словах.

— Версия… бездоказательная — понизил тон Винс и как-то сдулся.

— Мне она нравится. Логично. Когда Кукловод начинает играться, кто-то из верхов всегда об этом осведомлен и прикрывает нашего малыша. Гольфри на роль предателя вполне подходит. Но, учти, доказать это будет сложно.

— Ты не злишься? — кажется, до Винса начало доходить.

— Нет. С чего бы? Ты слишком честный парень, для того, чтобы столь искусно лгать и не замечать, что у тебя в кулаке застряли осколки битого стекла и рука уже вся в крови, да и отец твой… Именно он тогда Джонатан Винс, перед тем, как уйти из управления заставил в буквальном смысле, отпустить меня. Я не знала, кто он, только лицо помнила, а пока рылась у тебя в бумажнике фото увидела. Ты на него не похож — осмотрев Винса категорично заявила я.

— Знаю — буркнул мужчина — я на маму похож.

— Ясно. Но орать так у отца явно научился. Пойми, Винс, я не в обиде. ты неплохой человек и после того, как я узнала причину, мне не в чем тебя подозревать, обосновано. Следовательно, я согласна поработать с тобой. Но, никогда больше не хочу слышать, что ты помогаешь мне в память о друге Эрике Филтоне. Понял?

— Понял, чего уж там — и Винс как ни в чем не бывало продолжил уплетать свой ужин.

Я усмехнулась и последовала его примеру. Он такой странный. Мне кажется, отец его неправильно воспитал, впрочем, Джонатан тоже был каким-то неправильным. Я не сказала Винсу, а его отец видимо тоже не распространялся. Гольфри взамен на мою освобождение потребовал, чтобы Джонатан ушел из управления. И Джонатан ушел. Я тогда, наверное, впервые подумала, что вот ради таких людей стоит верить, что не все потеряно. Раз есть люди чести, как Джонатан, правда, тогда я даже не знала, как его зовут, просто думала, раз есть этот старик, значит обязательно найдется еще кто-нибудь. И сейчас этот «кто-нибудь» сидел напротив поедая тушенное мясо и не представляя, насколько сильно наши судьбы успели переплестись.

— Добавки можно? — оторвал меня от мыслей Винс — и не стоит так на меня смотреть, я краснею.

Хмыкнув, добавки я положила, но взгляда не отвела. А он красивый. Греческий профиль, такой только на монетах чеканить. И даже эти взъерошенные волосы его не портят наоборот добавляют какого-то мальчишеского очарования. И ясные такие чистые глаза, почему-то стоит им посмотреть на меня и я готова верить любым словам, что произнесут эти не по-мужски пухлые и чувственные губы. Нет, определенно, я не очарована им. Но поддаюсь его очарованию.

Наверное, мне просто нужно было отвлечься, поэтому я позволила себе полностью уйти в мысли о Винсе, сегодня слишком много плохого случилось. И мне хочется подумать о чем угодно, только не о произошедшем. А мысли о Винсе расслабляют.

— Крис, почему ты выбрала именно это имя? — попивая кофе, которое сам же приготовил и наблюдая за тем, как я убираю посуду, спросил Винс.

— Наверное, потому, что мне легко было к нему привыкнуть — пожала я плечами.

— Почему тогда не Кристина? Ведь это твое настоящее имя — я вздрогнула, услышав свое старое имя, но сразу взяла себя в руки.

— Кристина умерла, давно уже. Бабетт погибла, когда ушла от Кукловода. А Крис? Крис жива и сейчас здесь.

— Не хочешь говорить, не надо. Мне просто было любопытно, как люди выбирают сами себе новые имена.

— По словарю — это не шутка, но Винс засмеялся.

— Я пойду спать, не возражаешь? А то, с ног валюсь — зачем тогда кофе пил? странный человек.

— Иди, я постелила тебе в комнате Дэрэка, в других нет кроватей.

— Нормально. Завтра куплю. спокойной ночи, Крис.

— И тебе.

Закончив с посудой, я проверила замки на дверях и выключив свет, оставив гореть только абажур у входной двери, пошла в душ. Помыться мне было просто необходимо, хотя я и устала. Вода только еще больше меня разморила. Позевывая я высушила волосы и улеглась таки спать. Долго не могла согреться и так и не почувствовав тепла уснула.

«— Детка, никогда не думала, зачем эти глупые люди постоянно хотят есть, гадить, трахаться и убивать?

— Привычка.

— Ага — заржал Монти.

— Идиоты! Нет. Человек, настоящий человек, рождается с потребностями только есть и гадить, но что происходит потом? Почему появляется еще что-то?

— Потому, что потом человек начинает думать и понимает в какой жопе он оказался. И от этого понимания хочется как-то избавиться. Вот он и начинает трахаться, убивать — предположил Монти.

— Как всегда, ничего умного — вздохнул Людовик и прижав мою голову к своим коленям, болезненно сжал подбородок — а ты что думаешь, Детка?

— Привычка — сморщившись, повторяю я.

— Какая, к чертям собачьим, привычка? — злясь, улыбается Людовик.

— Привычка есть, гадить, трахаться и убивать. Это все — привычка. Так делали до них, делают во время и будут делать после. Мы делаем только то, что делают окружающие. А они едят, гадят, трахаются и убивают…

— Ты — гениальна! Такая умница! — Людовик сбрасывает меня с колен, так, что я падаю на мраморный пол, ударяясь головой и пачкаясь в луже натекшей из-под девки, крови.

— Дорогой, трахни и убей эту сучку! Подай пример ее дружку! А потом, если он сможет сожрать хотя бы кусок от нее — отпусти.

— Будет сделано, хозяин — улыбается Монти и начинает расстегивать ремень.

Я отворачиваюсь, вставая на четвереньки. Не могу смотреть на это. Не хочу. Я опять подала им идею. Как же я ненавижу себя за это. Ну, почему?! Почему именно мои слова он воспринимает, как команду к действиям?

— Детка, тебе еще рано смотреть, как развлекается Монти. Пойдем, Бабетт, хочу позаниматься с тобой…

Лучше бы я смотрела на Монти трахающего девчонку, чем сейчас сидела абсолютно голая на стуле и не смела пошевелиться. Ведь Людовик рисует. Точнее, пишет мой портрет и стоит только чуть-чуть двинуться, как я получу очередной удар плетью. А уже два часа прошло!

В комнату вошел Монти, лениво глянул на меня. Мои „прелести“ его мало интересуют, даже если он по долгу бывает без бабы. Монти утверждает, что лучше член себе отрежет, чем когда-нибудь его дружок встанет на меня. И даже не из-за страха быть наказанным Людовиком, а просто потому, что такую психованную маньячку, как я, трогать — себе дороже.

— Ну что? Как прошло.

— Замечательно. Этого идиота я пришил. Жрать он так и не захотел, но пытался. Вон, как своей телки фэйс отделал.

И Монти поднимает руку, что до этого прятал за спиной. Он держит голову девчонки за волосы. Но, не это заставляет меня вздрогнуть, а то, что у нее нет части скулы.»…

— Нет! — я опять ору в собственной постели, очередной кошмар из прошлого.