Владислава Мека - Моя последняя игра

Последующие занятия прошли, как в тумане… хотелось бы мне сказать. Но, нет. Я с удовольствием отвечала на уроке тригонометрии. На химии был тест, к которому я успела подготовится вчера. История прошла тоже довольно плодотворно. Мы изучали семью Тюдоров. Редкостные интриганы и сумасшедшие. Зато вошли в историю. В общем, учебный день прошел насыщено, как для меня. С одноклассниками я только обменивалась вялыми приветствиями и на переменах отсиживалась в классе. Карманные деньги на обед я забыла дома. Поэтому осталась без обеда. Живот скручивало кое-что похуже. Страх.

После занятий я собиралась сделать весьма неоднозначную вещь. Мне этого не хотелось. Но, я уже привыкла делать то, что мне не хочется. Тем более, что смысла оттягивать не было. Это как смерть — перед ней не надышишься. Что толку оттягивать неизбежное?

Когда прозвенел звонок с последнего урока, я неспешно собрала свои вещи, закинула сумку на плечо и бросив пальто Грина около его шкафчика вышла из школы. Я не гордая, как уже говорила. Просто не вижу смысла портить новую вещь, если сегодня мне будет суждено умереть. Конечно, я не рассчитываю на «теплый» прием, но даже если он окажется теплым, смогу попросить вернуть пальто завтра.

Снег больше не шел. Все застыло. Вокруг нет людей. Нет звуков. Стоит тишина. Давящая, мертва тишина. Проехала машина. Иллюзия исчезла. Это всего лишь мой страх. Именно он давит, вынуждает мертветь мое тело и холодит кровь. Страх и не больше.

Медленно пошла к остановке, оставляя после себя притоптанную вереницу белых следов. Солнце так и не выглянуло. А вечер еще не вступил в права. Как-то серо, тускло. Страшно. Ненавижу себя за это. Даже на возможную смерть я иду не с высоко поднятой головой, а с трясущимися от страха руками и вжав голову в плечи. Хотя, со стороны многие подумают, что это от холода. Но, какая мне разница до остальных. Сама я уверена в причине.

Автобус остановился. Я на негнущихся ногах забралась в его теплое нутро. Выгребла из кармашка сумки центы, посчитала, как раз хватит до билета в один конец. Как символично звучит. Фыркнула, отчего водитель покосился на меня. Сунула ему пригоршню монет и села на свободное место, отвернувшись лицом к окну. Автобус тронулся.

Замерзла я все-таки прилично и когда мы подъехали к нужной остановке, выбираться из теплого салона не было никакого желания. Но, я сделала над собой усилие. Прошла несколько метров, по начавшей темнеть улице.

Надо мной высился «Гранд — Отель». обойдя парковку, краем глаза заметив Пежо, я остановилась у стеклянных дверей. Швейцар окинув меня высокомерным взглядом, все же распахнул дверь. Я вошла. Огляделась. Пустынный хол. Роскошная обстановка. Кругом позолота и дерево, мебель из черного дуба, мраморный пол, люстра над головой из венецианского стекла. Все это вполне во вкусе Людовика. Подошла к стойке регистрации.

— Я могу Вам чем-то помочь? — презрительно сморщив красивый, не раз оперированный носик, поинтересовалась администраторша.

— Можете — не выдержав этой гримасы на ее лице, широко улыбнулась я, девицу перекосило — сообщите владельцу президентского люкса, что пришла Бабетт.

— Так и сообщить? — кое-как справившись с эмоциями и пригладив крашенные светлые волосы, выдавила девица из себя.

— Так и сообщить — кивнула я.

Она сняла трубку телефона, подделка из слоновой кости. В особняке Людовика телефон был из настоящей слоновой кости. Но, он его разбил, когда я заперлась в ванне и не желала открывать дверь. Жаль, телефон мне нравился. Да и дверь о которую он тогда так неосмотрительно долбанул телефон — тоже. Хотя, теперь уже все равно.

— Вас примут. Двадцатый этаж — просветила меня блондинка, с подозрением окидывая взглядом.

Я направилась к лифту. Двадцатый этаж. Высоко он забрался. Людовик любит высоту, но ненавидит падать с нее. А я всегда любила землю, если итак ползаешь, упасть точно не сможешь.

Второй этаж… Пятый… Двенадцатый…. Девятнадцатый. Осторожно, двери открываются. Двадцатый этаж. Я на месте. Сжала бугорок на сумке. Пистолет. Я еще поборюсь за свою жизнь. Двери лифта распахиваются. Добро пожаловать в Ад.

Грин сидит в кресле у камина, повернувшись ко мне. Заметив, что я никак не реагирую на его персону, поднимается. Идет навстречу:

— Когда догадалась?

— Можешь смеяться, но только сегодня. Шерстяные пальто — слабость Людовика. Впрочем он любит шерсть, мех и шелк. Привычки не меняются — пожала я плечами. Грин дернул мою сумку и отшвырнул ее к креслу. Черт.

— А тот мальчик, про которого ты мне заливала в подсобке? — вспомнил Грин.

— Это был ты. Но подумал на Грэма, который никогда бы не стал грязно насиловать девушек. В отличии от тебя.

— Да, я плохой мальчик, люблю беззащитных девочек, особенно таких, как Мина — кивнул Грин с улыбкой — но, что-то мне не вериться, что из-за пальто ты поняла, что это я.

— Окончательно убедилась только увидев тебя. Ты превосходный актер, мальчик — согласилась я

— Вот и я ему об этом не устаю повторять — из спальни появилась Морган.

— О, мисс Морган, какой ожидаемый сюрприз — улыбнулась я, мне ответили такой же зеркальной улыбкой.

— Я скучал…а — бархатистый смех, такой знакомый.

— Не могу ответить взаимностью. Как там Льюис, еще жив? — судьба Грэма не особо волновала меня, но зато Людовик впадает в ярость, стоит мне проявить заинтересованность хоть к кому-то.

— Иди, полюбуйся и учти, это все Грин сделал, меня обвинять не надо — уступая мне дорогу в спальню, предупредила Морган.

Заманивают. Подальше от лифта и мнимой свободы. Что ж, я поиграю по вашим правилам. Неспешно направилась в спальню. Когда-то она была красивой. Сейчас же обои пообдерганы, гобелены валяются на полу, где местами засохла кровь. Постельное белью порвано на лоскуты. Грэм, прикованный цепью к столбикам кровати, повис на оковах. Кровь хлещет из свежих ран. Господи! Я не могу в это поверить. Или точнее сказать, я не могу на это смотреть. Они отрезали ему гениталии. Ублюдки! Он же кровью истечет.

Резко оборачиваюсь и оказываюсь в тисках рук Людовика.

— Как я скучал. Ты не представляешь, Детка. Я так по тебе скучал. Думал, от тоски умру! Ах, а твое тело! Я так давно не касался его. Два дерьмовых года, я жил без твоего тела — линзы он снял, белые до седины волосы водопадом рассыпались по его и моим плечам, скрывая нас от внешнего мира.

Он стиснул меня сильнее, требовательней обнимая. Я ощутила упругую грудь, а раньше ее не было… Или была? Бинты! Ну, конечно, никогда не снимал рубашки, всегда я упиралась в твердую ровную поверхность, без рельефности и сосков. Он прятал грудь. А сейчас в этом образе она пришлась кстати.

— Как такое может быть? — прошептала я, глядя в омуты его глаз.