Стивен Кинг - Конец смены

Кажется, она его боялась, но он пришел к выводу, что ничего уж слишком особенного в том не было: медсестра Макдональд боялась всех. Она принадлежала к тем женщинам, которые больше бегают, чем ходят. Если кто-то заходил в палату 217 тогда, когда она выполняла свои обязанности, — например, старшая медсестра Бекки Хелмингтон, — Сэйди была склонна съежиться и отступить на задний план. А доктор Бэбино вообще ужасал ее. Когда она оказывалась в палате вместе с ним, Брейди чувствовал ее страх почти на вкус.

Он пришел к выводу, что это может быть и не таким уж преувеличением.

Как-то Брейди уснул, думая о заварном креме, и Сэйди Макдональд зашла в палату 217 в три пятнадцать после обеда, проверила монитор в изголовье кровати, написала какие-то цифры на бумажке, прицепленной на планшетке в ногах. Потом осмотрела бутылки на капельнице, взяла в шкафу свежие подушки. Она подняла Брейди одной рукой — медсестра была небольшая, но руки имела сильные — и начала менять подушки. Это, по идее, должна была бы быть работа санитара, но Брейди думал, что Макдональд находится на самом низком насесте больничного курятника. Можно сказать — самая низкая медсестра в этом тотемном столбе.

Он решил открыть глаза и обратиться к ней, как только она закончит смену подушек, когда их лица будут ближе. Это должно её испугать, а Брейди нравилось пугать людей. В его жизни многое изменилось, но только не это. Может, она даже закричит, как одна из медсестер, когда он показал ей «рыбу» под простыней.

Только вот Макдональд по дороге к шкафу остановилась и развернулась к окну. Там не было особо на что смотреть — просто парковка, но она простояла там минуту… потом две… три. Почему? Что там, блин, такого волшебного, в той кирпичной стене?

Только она не полностью кирпичная, понял Брейди, выглянув вместе с медсестрой. На каждом этаже парковки были открыты полосы, и машины заезжали по пандусу, и солнце отбрасывало блики от их лобовых стекол.

Вспышка. Вспышка. И еще вспышка.

Господи Иисусе, подумал Брейди. Но ведь я должен лежать в коме, не так ли? Такое впечатление, что со мной произошел какой-то прис…

Но — стоп. На минуточку, блин, остановись.

Выглядываю с ней ? Как я могу выглядывать вместе с медсестрой, когда лежу в постели?

Проехал ржавый «пикап». За ним седан-«ягуар», может, в нем сидел какой-то богатенький врач, — и Брейди понял: он смотрит не с ней, а через нее. Как будто смотришь на дорогу с пассажирского сидения, когда за рулем кто-то другой.

И действительно — у Сэйди Макдональд был приступ, только такой слабый, что она даже не поняла, что произошло. Это от света. От бликов на стеклах машин. Как только на том пандусе наступит пауза в движении машин, как только солнце засветит немного под другим углом, у нее все пройдет и она вернется к своим обязанностям. Пройдет, а она даже не заметит, что с ней что-то было.

Брейди это знал.

Знал, потому что находился внутри нее.

Он еще углубился и понял, что может видеть ее мысли. Это было удивительно. Он видел, как они мелькают: туда-сюда, вверх и вниз, иногда их пути пересекаются в темно-зеленом среде, которая была — об этом даже стоит подумать, и очень тщательно — ядром ее сознания. Ее глубинным «я», сущностью Сэйди. Он попытался еще углубиться и разглядеть одну из этих мыслей-рыб, но, Господи, ну они и шустрые! Однако…

Что-то о кексах, которые лежат у нее дома, в квартире.

Что-то про кота, которого она видела в окне зоомагазина: черного с аккуратной белой манишкой.

Что-то о… камнях? Или о камешках?

Что-то об отце, и эта рыба — красная, цвета гнева. Или стыда. Или и того, и другого одновременно.

Когда она отвернулась от окна и направилась к шкафу, у Брейди на мгновение помутилось в голове. Головокружение прошло, и вот он уже снова в себе, смотрит своими глазами. Она выпустила его из себя, даже не подозревая, что он был в ее голове.

Когда она подняла его и подложила ему под голову две подушки из пеноматериала в свежих наволочках, Брейди позволил глазам остаться в привычном полуприкрытом неподвижном состоянии. Все-таки он ничего не сказал.

Ему действительно надо было над этим подумать.

Следующие четыре дня Брейди несколько раз пробовал попасть в голову тем, кто приходил в его палату. В определенной степени ему это удалось лишь один раз — с молодым санитаром, который пришел помыть пол. Парень не был монголоидным идиотом (так его мать говорила о людях с синдромом Дауна), но и на гения тоже не тянул. Он смотрел на мокрые следы от швабры на линолеуме, следил, как меняется оттенок пола, и это открывало его вполне достаточно. Брейди заглянул в него — это было недолго и малоинтересно. Парень размышлял, будут ли на ужин тако, — тоже мне большое дело.

Затем — головокружение, ощущение разворота, падение. Парень выплюнул его, как арбузную семечку, даже не остановив мерного движения своей швабры.

С другими, кто время от времени совался в палату, у него вообще ничего не получалось — и эти неудачи были значительно хуже, чем невозможность почесать лицо, когда оно чесалось. Брейди попытался осмотреть себя и подвести итоги — они оказались печальными. Голова, которая постоянно болит, венчает скелетоподобное тело. Двигаться он может, его не парализовало, но мышцы атрофировались, и даже для перемещения ноги на несколько сантиметров нужное титаническое усилие. Попасть в сознание медсестры Макдональд для него было подобно путешествию на волшебном ковре.

Но это удалось лишь потому, что у Макдональд была какая-то форма эпилепсии. Не очень сильная, но дверь она немного приоткрывает. А у других, как представляется, стоит естественная защита. Внутри того санитара он и нескольких секунд не продержался — а если бы этот долбодятел был одним из семи гномиков, то звали бы его Соня.

Ему вспомнился старый анекдот. Прохожий в Нью-Йорке спрашивает у битника, как попасть в Карнеги-холл [25] Карнеги-холл — известный концертный зал в Нью-Йорке. , — и получает ответ: «Практикой, чел, — говорит тот, — практикой».

Вот это-то мне и нужно, подумал Брейди. Практиковаться, набираться сил. Ведь старый детпен Кермит Уильям Ходжес где-то ходит — и думает, что победил. Я не могу этого допустить. Я не хочу допустить этого.

И вот одним дождливым вечером середины ноября 2011 года Брейди открыл глаза, сказал, что у него болит голова, и попросил позвать мать. Сэйди Макдональд в ту ночь не дежурила, а Норма Уилмер была из более прочного теста. Однако от удивления она все равно охнула и побежала к доктору Бэбино, надеясь, что он еще в кабинете.

Брейди подумал: «Вот так начинается последняя часть моей жизни».

Брейди подумал: «Практика, чел, практика».