Максим Стрежный - Главный инстинкт (сборник)

Губы Арцимович дрогнули, она откинулась и с видом вполне насытившейся на сегодня тигрицы потянулась.

Шафранов погибал. Он медленно наливался краской, изо всех сил пытаясь этому противиться, и от своих усилий краснел еще больше.

«Инстинкты, дорогой старпом, дремучие инстинкты. Мы старательно прячем их за нашим воспитанием и формой, но стоит только на миг ослабить хватку, как они тут же рвутся наружу – дикие, властные, не желающие ничего понимать… Скрытая в нас природа, старпом… Запоминайте, а лучше записывайте…»

Доктор взяла книгу.

«Станислав Лем», – механически прочел на обложке старпом.

– Вы читаете бумажные книги, – сказал он. Вполне себе ровным голосом. Он признавал поражение.

– Да, старпом. Меня влечет архаика, – сказала доктор и рассмеялась. Вполне себе добродушно. Никакая она была не тигрица. – Простите меня, Алексей. Все от этой дикой осенней скуки… Четвертый месяц осени… Так что там стряслось? Научники вдруг заторопились?

– Да, днями стартует мини-серия. За вами освидетельствование пусковых смен.

– Увлекательнейшие наблюдения за акробатическими этюдами хомяка уступают место унылой сертификации желудочков и предсердий…

Арцимович вздохнула.

Она поднялась и, отряхнув с подошв соринки, сунула ноги в темно-розовые сабо. Накинула форменный халат, тронула панель столика. Они с Шафрановым стали ждать, пока свернется кемпинг. Вновь лишившийся приюта хомяк прыгнул в воздух и заметался над поляной.

Когда последняя направляющая шезлонга втянулась, Шафранов наклонился, подхватил образовавшийся пакет и вопросительно посмотрел на доктора.

– Идемте, старпом, – сказала она.

Хомяк отправился вслед за ними, по пути атакуя в знакомой доктору манере редкие букетики каких-то местных злаков. Физически флора не страдала от нападений хомяка, но ее желтый цвет и уныло опущенные стебли свидетельствовали о психологической действенности его усилий. Хомяк почему-то все время выбирал ближайший к людям пучок зелени. Набрав высоту после пикирования, он начинал биться, словно подстреленный спрятавшимся где-то охотником, потом его полет выправлялся, и он уходил далеко вперед, почти исчезая из виду. И вновь возникал рядом с людьми, неожиданно выныривая из-за плеч или проносясь очень низко над головой, обдавая порывом разорванного крыльями воздуха.

– А как называется вот это? – спросила Арцимович, показав рукой туда, где только что пролетела пушистая фигурка.

– Это называется многократная восходящая правовинтовая бочка.

Они шли прямо по степи. Доктор обнаружила пляж совсем недавно во время вечерней пробежки, и тропинка еще не образовалась. Арцимович видела, как изо всех сил старается выглядеть непринужденным обутый в тяжелые армейские ботинки Шафранов и как не слишком хорошо у него это получается. С осторожностью ступавший меж кочек Шафранов отмечал, сколь легка и грациозна Арцимович, даже в своих сабо вышагивавшая, точно по ковровой дорожке на министерском приеме. Еще ее легко было представить на подиуме или… Шафранов оборвал мысль. Он мужественно игнорировал вырезы ее халата, располагавшиеся чересчур высоко – Арцимович была значительно выше ростом.

Они прошли мимо куста, до сих пор украшенного зеленоватыми треугольными цветками. Потом мимо куста, поросшего вьюном с жесткой колючкой. Кустов вообще-то было наперечет – роща осталась у них за спинами, и все разнообразие, которое предлагала их взглядам расстилавшаяся далеко во все стороны серая аскетичная степь, заключалось в неровных рыхлых кочках с шапками реденькой пожухлой травки. Небо над всем этим было бледно-голубым и совершенно пустым.

По кусту, мимо которого они шли, энергично перебирая многочисленными ногами, семенил продолговатый пурпурный жук, окрасом и решительностью явно протестуя против царящего всюду увядания. Куст был третьим. Коричневые без листьев веточки были покрыты желтоватым пушком, отчего казалась, что…

– Скажите, Алексей, а как вы боретесь со скукой?

– Играю в шахматы с Дитрихом.

– Помогает?

– Если Дитрих играет молча, то помогает.

Доктор понимающе усмехнулась.

Они никак не могли пройти мимо солнца, продолжавшего садиться.

– А сегодня, значит, Дитрих был разговорчив. Или он был занят?

Старпом помедлил с ответом.

– Конечно же, можно было просто позвонить. Но Дитрих и вправду был сегодня в ударе. Пришлось по-быстрому проиграть ему две партии.

На плечо старпому упал хомяк. Вцепившись лапками в погон и расставив для равновесия крылья, он стал смотреть старпому в правый глаз.

– Капитан пиратского судна и его попугай, – сказал Шафранов.

– Скорее, прогулочной яхты, – сказала Арцимович, – зафрахтованной столичными туристами, отправленной в несусветную глушь и поставленной на стоянку в пустой гавани необитаемого острова…

– А попугаи были бы кстати, – сказал старпом, – если уж ни нанеров, и ни киберов, и ни космоса… Двадцать первый век. Двадцатый даже. Подобная архаика, доктор, вас привлекает?

Шафранов согнал хомяка.

«Пустая гавань необитаемого острова… – подумала Арцимович, – ни Сети, ни друзей, ни нормального ионного душа. Ни даже работы…

Впрочем, работы нет уже давно», – добавила она к своей мысли через несколько шагов.

Когда они подошли к высокой длинной серой стене периметра солнце еще продолжало садиться. Оно продолжало садиться уже третьи земные сутки.

Улыбаться Этьен Мирзоев начал еще до того, как двери медицинского отсека распахнулись.

– Здравствуйте, милый доктор! – склонил он гордо посаженную, слишком рано начавшую лысеть голову. – И здравствуйте…

– И здравствуйте, Этьен! – ответила ему Арцимович, видя как постепенно гаснет его с надеждой обегающий помещение взгляд.

– Аллочки нет, – продолжила Арцимович, – она с вместе вашими коллегами учится на Ангаре.

«Улетела и даже не предупредила», – прибавила она мысленно.

Широкая белозубая улыбка Этьена исчезла лишь на секунду.

– Ах, – сказал он, – Не знал, что вы одна, – непременно захватил бы вина! – и прищелкнул пальцами.

– Я бы вас с ним и забраковала…. Поберегите его лучше для Аллочки. Впрочем, если я узнаю, что вы ее здесь поите, забракую вас обоих.

– Вы сегодня суровы. Куда прикажете?

Легкое пришепетывание, которым приправлялись реплики Этьена, удачно оттеняло чересчур вежливый тон, с которым они подавались.

– А вот в креслице присаживайтесь. Только разденьтесь сначала.

Этьен стал раздеваться.

– Прямо даже неловко, – пробормотал он.