Айгар Василевский - Клуб «Бабье лето»

– Слушай, – он покосился на Елену, – а этот человек, ну, у которого письмо, он – родственник, что ли твоей подруги?

Елена едва заметно свела брови, и после паузы ответила:

– Да. В некотором смысле.

– Муж?

– Нет.

– А кто?

– Ну, предположим, сын, – она взглянула пасмурно.

У здания гостиницы, выстроенного в стиле модерн и спрятанного в ущелье улицы Бержере, они стояли несколько секунд, будто в преддверье сказки. На самом деле Сагдеев искал номер дома, сверяясь с адресом и картой. В маленьком номере в окно, как и положено, заглядывал с любопытством соседний дом – противоположная отвесная стена ущелья с вычурной мансардой. Тщательно задвинув шторы, Елена быстро разделась, и отправилась в душ. Скоро она позвала оттуда – полюбоваться на лепнину под потолком, сохранившуюся, наверно, с эпохи модерн. Сагдеев тоже разделся и пошёл смотреть на лепнину.

Было забавно в совершенно новой обстановке подтвердить старое наблюдение: её спина, плечи, руки светились тугой зимней белизной, на фоне которой его кожа казалась смугловатой. Он поцеловал её в сгиб локтя, а потом они поцеловались в первый раз с момента прилёта. Воронка душа – голова серебристой змеи слабо сочилась и путалась под ногами. Елена очень боялась намочить волосы.

Первую половину первого дня в городе Париже двум еще не уставшим друг от друга мужчине и женщине вполне уместно провести в постели. После полудня они уснули, но сон у обоих оказался неглубок и тревожен. Когда Сагдеев окончательно проснулся и сел, устроив под спиной подушку, шел четвертый час дня, а Елена, сидя на краю ложа перед зеркалом, красилась. Она обернулась, улыбнулась мягкой улыбкой и произнесла первые слова:

– Попробуем позвонить в Довиль?

Имя человека звучало на вкус Сагдеева красиво, но манерно как артистический псевдоним: Винсент Жиллен. Французы произносят «вен-сан». Его сотовый был по-прежнему выключен, и Сагдеев дозвонился в Довиль в заведение, номер которого получил от Елены. Она сидела тут же, на краю ложа, растерзанного еще во время дневных порывистых ёрзаний, предшествовавших засыпанию. Пока Сагдеев набирал номер и ждал, она напряжённо вслушивалась, покусывая нижнюю губу. Номер отозвался бархатистым женским голосом, пролепетавшим приветствие и, вероятно, название заведения, которое для русского уха звучало полосканием горла. Сагдеев ответно поздоровался и сформулировал просьбу. После паузы женский голос предположил, что в клубе мсье Жиллена нет, и ему лучше, наверно, позвонить на сотовый. Когда Сагдеев пояснил, что телефон отключен, его собеседница, казалось, хмыкнула и сказала:

– Ну, он может быть, дома, у себя. Но адрес я сказать не могу… Он может мне звонить. Хотите, я передам ему, где вы находитесь и как с вами связаться?

Сагдеев покосился на насупленную Елену и быстрым шёпотом транслировал предложение. Она кивнула.

– Записывайте, – сказал Сагдеев.

– Я знаю его адрес в Довиле, – сказала Елена, когда он закруглил разговор, – давай съездим прямо завтра – с утра?

– Подожди, а Париж? Давай лучше отложим Довиль до послезавтра. Мы же хотели завтра погулять по городу. Дойти до Монмартра. Отсюда удобно…

– Погуляем сегодня, прямо сейчас, – сказала она резковато, – у нас целый вечер. Да и завтра, когда вернемся… До Довиля всего-то часа два на электричке.

Когда Сагдеев пожал плечами, она сказала с нажимом:

– Если не хочешь, я поеду одна. Погуляешь тут завтра один… Ну, так как – ты собираешься?

– Собираюсь, – Сагдеев вздохнул, – у этого клуба забавное название…Conte d’Automne… Осенняя сказка. Я бы еще перевел как «Золотая осень».

Елена шла уверенно и не особо таращилась по сторонам – играла роль ведущей. Намеченный ею маршрут был логичен, но в конце все же подразумевал некий излюбленный магазин на улице Риволи, у самой Сены.

В предвкушении Рождества вечерний Париж сиял. Каждая вторая лавчонка находила на панели место для портативной ели в гирляндах и глянцевых лентах, в каждой третьей ярко освещённой витрине Мария баюкала в колыбели Сына. У входов в крупные магазины Санта-Клаусы, различающиеся комплекциями и бородами, суетились и лезли на глаза, навязывая листовки и буклеты. Две последние недели адвента – лучшая пора для визитов в Париж: на это Сагдееву указывал ещё его первый преподаватель языка – помятый русской судьбой старый франкофил Борис Наумыч.

– Приятный запах тут везде в воздухе, – подметил Сагдеев, – вроде как дымок от костра.

– Это от жженого угля, – сказала Елена рассеянно, – тут много каминов…

Улица Риволи – сановная, прямая и строгая струилась поблизости. Дальше, параллельно ей шла уже дворцовая набережная. На Риволи Сагдеев с недоумением косился на хмурую, глухую стену какого-то здания, лишенную окон и балконов, и смахивающую на заднюю стенку древнего комода.

– Кстати, это Лувр, – сказала Елена, взглянув мельком, – просто вид сзади. Забавно, да?

На ее губах играла полуулыбка, но Сагдеев каким-то образом улавливал ее скрытое необъяснимое напряжение. Он не смог бы объяснить, чем он это чуял: может, боковым зрением, может нюхом, а может, простатой.

Бодрые бродяги в красно-белых колпачках Санта грели зады, сидя у стен на вентиляционных решётках. На Риволи у самого входа в намеченный Еленой магазин угнездилось целое семейство клошаров – мсье с бутылкой дешёвого вина, мадам с опухшей мордой и отрок с сигаретой. Все трое копошились под грязным одеялом. Сагдеев зазевался, разглядывая выводок, и отрок обстрелял россиянина пробкой от бутылки. Россиянин пожелал пнуть зверёныша или его скалящуюся мамашу, но Елена уволокла обиженного в магазин. У витрины с солнцезащитными очками она застыла, склонив голову набок – будто перед импрессионистским шедевром, который требовалось постичь. Сагдеев сообразил, что это надолго и ушёл вбок – к галстукам. Там он тоже не задержался и, оглядываясь, вышел из магазина на улицу. Под взглядами семейки клошаров он торопливо набрал номер мобильного телефона жены Инны. Он желал её опередить. В сущности, ничего страшного не произошло бы, если б она позвонила первой – узнать, как устроился. Но он опасался, что её звонок поступит, ну, вовсе некстати – в неловкий или пикантный момент. Лучше было первому.

На сей раз новые тёмные очки были выбраны довольно быстро. Сагдеев, правда, опять не одобрил, но его вкусы были объявлены устаревшими.

Следующее декабрьское утро покрыло легкой изморозью и выбелило чистые тротуары, отчего город лишь посвежел. До вокзала Сен-Лазар оказалось всего-то 15 минут ходьбы, и Сагдеев, бодро шагая, думал о том, что расположение отеля, выбранного Еленой, весьма соответствовало заранее поставленной задаче.