Игорь Колосов - Астероид Мара

На экране возник астероид Мара. Малая планета. Мара не была бесформенной глыбой, как большинство астероидов, она была почти правильной сфероидальной формы. Это космическое тело достигало в поперечнике тысячи сто двадцати километров, немногим больше, чем у самого крупного астероида Солнечной системы – Церары. И в четыре раза меньше самой малой планеты – Меркурия.

Каменистая враждебная поверхность. Бесчисленные «раны»-впадины, следы встреч с метеоритами. По неизвестной причине в своём чреве Мара была настолько плотной, что сила тяготения на поверхности почти равнялась земной.

Температура внизу колеблется от минус ста двадцати до минус ста восьмидесяти градусов по Цельсию. В период, когда Мара максимально приближается к ближайшей звезде – Цитиусу – в дневные часы на поверхности температура повышается до плюс четырёхсот пятидесяти градусов. Сутки на Маре длятся десять часов.

Когда они прибудут к астероиду, он войдёт в стадию максимальной близости к Цитиусу.

Спутник продолжал снижение к поверхности астероида. Звуков не было – атмосфера на Маре отсутствовала. Купола, где находилась База, в поле зрения не было. Очевидно, спутник снизился в ближайшей точке и теперь двигался параллельно поверхности, направляясь к Куполу.

Мерцалов на несколько секунд прикрыл глаза. В памяти всплыл телефонный разговор с Екатериной. Они с женой разговаривали полчаса. Ранее Мерцалов не покидал семью больше, чем на пять месяцев, и то подобное случилось лишь однажды. Уезжая неделю назад в Минск, Даниил не мог знать, что всё так получится. Решив разъехаться, они с женой, конечно, не думали о таких сроках.

Может, оно и к лучшему?

Екатерина вела себя сдержанно, но чувствовалось, она очень расстроена.

Мерцалов с усилием открыл глаза. Впереди появилось серо-голубоватое пятно – Купол. Он заметно выделялся на фоне красновато-бордовых, лиловых, фиолетово-чёрных цветов Мары. Купол рос – спутник быстро сокращал расстояние.

Ещё ближе.

Мерцалов непроизвольно подался вперёд. Нет, он понимал, что ничего важного не увидит, никаких следов присутствия людей, иначе он бы уже знал об этом, но с реакцией тела совладать не смог.

Спутник снизил скорость, стал облетать Купол по окружности.

Ничего не происходило. Мерцалов созерцал гладкие, монолитные стены полушария, чуть приплюснутого в центре, образование неизвестного происхождения. Несмотря на многолетние споры, до сих пор не было доказано, что Купол остался от некоей цивилизации, посетившей в прошлом эту часть космоса.

Спутник завис напротив шлюза проникновения, единственное место, где в Купол попадали космические челноки. Мерцалов почувствовал, как спина и бёдра покрылись гусиной кожей. Из отчёта он знал: спутник ещё четырежды облетал Купол по окружности, заново зависая у Главного шлюза, подавал специальные сигналы, но ответа не было. В основном спутник находился у шлюза. Всё это время велась запись.

В эти минуты спутник, конечно же, находился на прежнем месте. Будет он там и через полгода, когда у Мары окажется космолёт.

Мерцалов выключил запись. Монотонное созерцание одной и той же картины стало его нервировать.

Купол цел. Никакой катастрофы не случилось, астероид по-прежнему в одиночестве двигается во чреве Вселенной. Мерцалов поскрёб подбородок. Хотел бы он знать, что же произошло с людьми.

– Главное, чтобы ты в первую очередь вспомнил, что делать с женщинами.

Этой репликой, вызвавшей смешки, Антон Сыпко сопровождал последний этап погружения в сон анабиоза.

Они находились на борту космолёта почти семьдесят четыре часа. Солнечная система осталась позади – минут сорок назад они наблюдали красноватое пятно Плутона. Свет Солнца – их родной звезды – слабел: они всё больше удалялись от него.

Команда находилась в задней части космолёта – в специальном отделении с анабиозными капсулами. Тут главенствовал стерильный белый цвет. Освещение, чтобы не вызывать боль в глазах, слегка приглушено. За исключением капитана все раздевались. По инструкции Мерцалов отойдёт в искусственный сон последним. Убедится, что команда спит, сообщит об этом на Землю и ляжет сам.

Капсулы располагались в три ряда. Всего их было тридцать. Люди из спецгруппы займут самые ближние к выходу. Хоть это и не имело значения, они расположатся один за другим.

Мерцалов наблюдал, как команда готовилась. У каждого – разное выражение лица. Брин оглядывался, словно беспокоился о чём-то забыть. Тала храбрился, как перед прыжком в воду с большой высоты. Скулкрафт, как всегда, хмуро-сосредоточенный. Резник пробормотал что-то насчёт того, что же он вспомнит в первую очередь, когда через полгода выйдет из анабиоза, и Сыпко выложил одну из своих многочисленных колкостей.

Отделение заполнил смех. Мерцалов заулыбался.

Улыбка ещё блуждала у него на губах, когда первый из них – Андрей Ельчин – осторожно улёгся на дно своей капсулы. Когда легли все, Мерцалов уже не улыбался, его лицо превратилось в маску тревоги.

Теперь его люди не шутили, не смеялись, вообще не говорили ни слова. Они лежали по возможности без движения, наблюдая, как стёкла, придавая капсулам герметичность. Отделяют их от прежнего мира, после чего всё заполняется прозрачным, чуть белёсым газом.

Спустя пять минут все спали.

Мерцалов постоял ещё минуту, ощущая, как чуть негодующе бухает его сердце.

Что бы ты хотел, спросил у него вчера Кинсела, спать без сновидений или же заказать что-нибудь приятное? Мерцалов не верил в то, что любой заказ выполним, обычно прошедшие анабиоз не распространялись об этом, слишком личное. Вопрос застал его врасплох: он не знал, что выберет.

Мерцалов передал на Землю:

«Команда в анабиозе. Всё в норме. Отхожу сам.

Мерцалов дождался сигнала, подтверждавшего, что его сообщение на Земле принято, и вернулся к команде. Быстро, стараясь не смотреть на обнажённое, казавшееся неестественно белым, тело своего заместителя, разделся и лёг на дно капсулы.

Стекло встало между ним и потолком отделения. Мерцалов закрепил на голове устройство, похожее на головную рацию. Если верить инструкции, сейчас он должен сосредоточиться на том, что желал видеть во сне. Сосредоточиться на отдельных картинках и погрузиться в грёзы вместе с ними.

Очень важная минута. Если её упустить, заказанного сна он не получит.

На несколько секунд он вдруг подумал, проспит ли он именно полгода? Не выведет ли его автоматика из анабиоза значительно раньше? И если так, лучше это или нет?

К чёрту! Он отогнал эти мысли. Лучше не думать об этом. Лучше поторопиться и представить то, что он хотел видеть в анабиозе. Видеть первые месяцы после знакомства с Екатериной. Пусть этот сон длится весь анабиоз. И пусть закончится на самом важном событии его жизни – рождении дочери.