Питер Джеймс - Кровная месть

– Вы когда-нибудь ели крабовый суп по-бразильски?

Девушка поморщилась, нажала кнопку, и конвейерная лента поехала.

– Я не очень люблю крабов – мне не нравится, как они выглядят.

– Моя мать тоже не любила крабов, – заметил он. – Она их просто ненавидела. Запрещала покупать, даже консервированных.

– Я не возражаю против крабового паштета, – сказала Трейси. – В сэндвичах.

Первой к кассе подъехала бутылка со свежевыжатым апельсиновым соком. Трейси поднесла ее к устройству для считывания штрихкода, потом дала Томасу Ламарку несколько пластиковых пакетов. Затем настала очередь четырех авокадо и упаковки местных помидоров.

– Английские помидоры самые лучшие, – заявил покупатель. – Некоторые импортные помидоры облучают, чтобы убить бактерии. Вы это знали?

Девушка отрицательно покачала головой.

– С радиацией шутки плохи, Трейси. Это может привести к генным мутациям. Вы боитесь радиации?

Она настороженно посмотрела вверх, словно проверяя, не облучает ли ее какой-нибудь невидимый прибор. И сказала:

– Я тоже люблю английские помидоры.

Так, а теперь крабы. Они были в белом пластиковом пакете, и Трейси не видела этих мерзких существ, но девушку все равно пробрала дрожь, когда она подносила влажную этикетку со штрихкодом к сканеру.

Томас сочувственно смотрел на кассиршу. И внешне, и манерой говорить она напоминала ему Лиз, девушку, с которой он недолго встречался, когда учился на медицинском факультете. Он вспомнил, как однажды привел Лиз домой и познакомил с матерью, а мать дала ему понять, что эта девица ему не пара.

У бедняжки Лиз и впрямь было множество недостатков. Излишне худенькая малышка с пушистыми светлыми волосами и хорошеньким, но пустым личиком; да и зубы у нее были так себе – кривоватые и неухоженные. За неделю до того, как они расстались, он увидел, что у нее на колготках спустилась петля. А еще раньше заметил, что воротничок ее блузки истрепался.

– Вы читали, что Кора Берстридж умерла? – спросил Томас.

– А кто это?

– Актриса. Кора Берстридж. Во всех утренних газетах написано.

Трейси отрицательно покачала головой – нет, не читала – и поднесла к сканеру упаковку куриных яиц. А потом вдруг встрепенулась:

– Это та, которая в понедельник получила награду?

– Да, «За выдающийся вклад в кинематограф».

– А, ну тогда знаю. Умерла, стало быть? Бедняжка. – Кассирша издала нервный смешок. – Несправедливо как-то – получить премию и умереть, правда?

До конца конвейера добрались четыре плода манго.

– А вам нравятся фильмы с участием Глории Ламарк?

– Кого?

– Глории Ламарк, – тихо повторил он.

– Никогда про такую не слышала.

Трейси молча продолжила пробивать товары, а потом помогла ему уложить все покупки в пакеты. И тут, к удивлению кассирши, он протянул ей банковскую карту. Она прочла имя: Теренс Гоуэл.

Пока кассовый аппарат печатал чек, Томас вытащил из кармана монету, подбросил ее, накрыл ладонью и поинтересовался:

– Орел или решка?

Девушка недоумевающе взглянула на него, пожала плечами и ответила:

– Решка.

Он посмотрел – решка. Вернул монету в карман.

– А вы везучая, Трейси. Сегодня ваш день.

Томас вытащил из кармана тоненький белый конверт и протянул его кассирше:

– Возьмите и уберите – откроете позднее.

Удивленная и смущенная, она неловко взяла конверт и положила его на полочку под кассовым аппаратом.

– А что это?

– Потом посмотрите.

Он подписал чек, погрузил покупки в тележку и покатил ее к выходу.

Трейси проводила его взглядом. Других покупателей у ее кассы не было, поэтому она спокойно могла смотреть ему вслед. Значит, Теренс Гоуэл. А вовсе никакой не Лайам Нисон. Интересно, что в конверте? Странный покупатель встал на тротуаре со своими пакетами, остановил такси.

«У Лайама Нисона, – подумала она, – наверняка есть личный шофер».

Девушка огляделась по сторонам. Покупателей к ней по-прежнему не было, никто на нее не смотрел. Такси отъехало, и теперь можно взять конверт. На нем было написано ее имя – Трейси.

Она открыла конверт. И – ничего себе! – обнаружила внутри четыре банкноты по пятьдесят фунтов и записку: «Спасибо, что всегда приветливо улыбались мне, – с Вашей стороны это очень добрый поступок. Купите себе что-нибудь в подарок. В нашем мире так мало доброты».

Снаружи дом номер четырнадцать по Провост-авеню не представлял собой ничего особенного – скромный, стоящий особняком дом 1930-х годов с провинциальным фасадом в стиле тюдоровского Возрождения, похожий на своих соседей в этом тихом пригородном болоте Барнса, что в юго-западном Лондоне, всего в нескольких сотнях ярдов от Темзы и в двух-трех милях от Шин-Парк-Хоспитал, где находился кабинет Майкла. Однако внутри все полностью перестроили, разделив жилое пространство, располагавшееся на нескольких уровнях, на три помещения. В первом были расставлены кресла, в одном из которых теперь и сидела Аманда, пока Майкл кашеварил на кухне. В другом стоял перед телевизором удобный полукруглый диван. А в третьем размещалась столовая, оборудованная в стиле хай-тек.

Из кухни исходил умопомрачительный запах.

На полках стояло множество трехмерных пазлов-головоломок. Стены, белые, словно в больнице, были увешены современной живописью – картинами небольшого размера. Здесь были и замысловатые абстрактные полотна, некоторые с какой-то дьявольской аурой, и другие, повеселее, выполненные в ярко-синих тонах, – точь-в-точь такого же цвета был кафель в бассейне в Хокни.

«Интересно, – спрашивала себя Аманда, какие предметы обстановки отражают вкус Майкла, а какие – его покойной жены?»

Он сказал ей, что все пазлы собрал сам. А вот кто приобрел картины? Отчасти они ей даже нравились, поскольку интриговали, являя собой смесь контрастов, как и сам хозяин квартиры.

Аманде отчаянно хотелось узнать о Кейти побольше, но она интуитивно чувствовала, что лучше эту тему не поднимать. Во время их предыдущих встреч Майкл демонстрировал явное нежелание говорить о покойной жене. Наверное, до сих пор не мог примириться со своей потерей или чувствовал себя виноватым. Самое заметное место в комнате занимала фотография Кейти, стоявшая на полке симпатичного современного камина.

Аманда встала и с бокалом вина в руке подошла поближе. Внимательно вгляделась – цветной снимок в серебряной рамке. На Аманду с фотографии смотрела привлекательная блондинка с волосами до плеч; она сидела на красном мотоцикле, сдвинув на лоб солнцезащитные очки.

Аманда всмотрелась в ее лицо. Красивая женщина, но было в ней что-то такое… холодность, самомнение… чуть ли не жесткость.

Она вдруг призадумалась: «Интересно, чувствовали ли люди, которым суждено было умереть молодыми, что они обречены?»