Том Клэнси - Долг чести

– Продолжайте, – попросила психиатр.

– Это было ужасно, – прошептала женщина, склонив голову и глядя в пол. – Такого в моей жизни никогда не было… – И хотя ее голос звучал тихо и бесстрастно, особое беспокойство врача вызывал вид пациентки. В свои тридцать пять лет она должна была бы выглядеть совсем иначе, однако перед ней сидела женщина с одутловатым лицом, на которое падали пряди давно немытых волос. В свете электрической лампы оно казалось белым как мел, и никакой макияж не мог бы скрыть глубоких морщин. Лишь отчетливая и выразительная дикция позволяла догадываться, кем была эта женщина прежде. Она рассказывала о событиях трехлетней давности, причем создавалось впечатление, что ее Осознание функционирует на двух уровнях – и жертвы и стороннего наблюдателя, словно удивляясь, произошло ли все это с нею на самом деле.

– Ведь он занимал такую должность, я работала у него, и он мне нравился… – Голос женщины снова прервался. Она судорожно сглотнула и на мгновение замолкла, собираясь с силами. – Я восхищалась им, уважала, даже преклонялась перед ним за идеи, которые он защищает. – Женщина подняла голову, и врачу показался странным сухой блеск ее глаз, не способных к слезам. – Он был так обходителен, вежлив, так заботлив, и…

– Все будет хорошо, Барбара, не волнуйтесь, – прервала ее врач. Как нередко случалось, ей захотелось протянуть руку и утешить пациентку, но она знала, что должна оставаться в ее глазах беспристрастной, неподвластной эмоциям, скрывать свой гнев на того, кто перевернул жизнь этой еще молодой и умной женщины. Виновником всего был мужчина, который пользовался своей властью и положением, чтобы привлекать женщин. Так пламя притягивает к себе мотыльков, кружащих вокруг огня, они все приближаются и приближаются к нему, пока его жар не обожжет и не уничтожит их. Рассказ женщины был так типичен для жизни этого города. Она порвала с двумя мужчинами, каждый из которых мог стать ее верным спутником в жизни. Она была умна и интеллигентна, закончила Пенсильванский университет, имела степень бакалавра в области политологии и доктора в области управления. Барбара отнюдь не походила на наивную секретаршу, наблюдающую за происходящим широко открытыми от изумления глазами, и, может быть, именно потому и оказалась легкой добычей для своего босса. Она была способным и знающим специалистом, отлично справлялась с работой и знала, что ей требуется всего один шаг, чтобы стать «членом команды» – или какой там эвфемизм теперь в ходу в Капитолии. Но проблема заключалась в том, что этот шаг можно было сделать только в одном направлении, и то, что лежало за разграничительной чертой, нельзя разглядеть с другой стороны.

– Я хочу сказать, что отдалась бы ему и так, – с предельной откровенностью призналась Барбара. – Не было никакой надобности прибегать…

– И именно потому вы испытываете чувство вины? – спросила доктор Кларис Гоулден. Барбара Линдерс кивнула. Доктор Гоулден подавила вздох и мягко продолжила:

– Итак, вы считаете, что создали у него впечатление, что…

– Совершенно верно, – снова кивнула Барбара. – Именно так он и сказал: «Ты сама дала мне понять, что готова на все». Может быть, так оно и было на самом деле.

– Нет, Барбара, не было. Продолжай, – скомандовала доктор Гоулден.

– Просто в тот момент мне этого не хотелось. Это вовсе не значит, что в другое время, может быть, на следующий день, я бы не согласилась, но в тот момент я неважно себя чувствовала. Помню, пришла на работу в хорошем настроении, однако у меня было ощущение, что я простудилась и вот-вот заболею, а после ланча меня начало поташнивать, и я решила уйти пораньше домой, но в тот день мы работали над дополнением к законо проекту по гражданским правам, который он выдвинул, поэтому я приняла пару таблеток таленола, чтобы сбить температуру. К девяти вечера, кроме нас, в офисе никого не было. Дело в том, что гражданские права – это моя сфера деятельности, – объяснила Линдерс. – Я сидела на диване у себя в кабинете, а он ходил взад и вперед, как обычно, когда обдумывал формулировки. Вдруг он остановился позади меня и как-то неожиданно произнес:

«А у тебя очень красивые волосы, Барбара» – таким мягким и приятным голосом, и я ответила: «Спасибо». Затем он спросил, как я себя чувствую, и я ответила, неважно, что, наверно, заболеваю. Он тут же сказал, что вылечит меня, что у него есть средство, которое он сам принимает в подобной ситуации, – бренди. – Теперь женщина говорила поспешно, видимо стараясь покончить с неприятной для нее темой, – как на экране телевизора при быстрой перемотке видеокассеты, чтобы не смотреть рекламу. – Я не видела, положил ли он что-нибудь в стакан. У него в. книжном шкафу рядом с письменным столом всегда стояла бутылка французского коньяка, и там же, по-моему, находилось что-то еще. Я взяла стакан и выпила его залпом.

Он стоял передо мной и не сводил с меня глаз, ничего не говорил, просто смотрел и ждал, словно знал, что должно произойти и очень скоро. Мне показалось… не знаю, как это описать… Я поняла, что со мной происходит что-то странное, будто я мгновенно опьянела и потеряла контроль над собой. – Она замолчала. Молчание длилось секунд пятнадцать, и доктор Гоулден наблюдала за ней – как тогда наблюдал он, подумала психиатр. Ей стало стыдно от этой мысли, но ведь это моя работа, напомнила она себе. Ведь у меня профессиональный взгляд. Сейчас ее пациентка видит все происшедшее внутренним зрением, ее воображение прокручивает события трехлетней давности, и она просто комментирует их, не связывая себя с ними, будто глядя со стороны. Врач видела все это по ее глазам. Молодой женщине понадобилось десять минут, чтобы описать все, что произошло, не упустив деталей, даже самых интимных, и обнаружив тем самым свой блестящий тренированный ум. Лишь закончив рассказ, она дала волю чувствам.

– Ему вовсе не нужно было насиловать меня. Он мог просто… сказать. Я бы согласилась… на другой день, во время уик-энда… Я знала, что у него семья, но он нравился мне, и потому…

– Но он все-таки изнасиловал тебя, Барбара. Подмешал наркотик в бренди и изнасиловал тебя. – Теперь доктор Гоулден взяла женщину за руку. По-видимому Барбара Линдерс рассказала эту отвратительную историю, случившуюся с ней, впервые с тех пор, как она произошла. За три года она наверняка не раз переживала отдельные минуты, думала о них, они воскресали в ее памяти – особенно самые страшные, – но только сейчас она последовательно описала все от начала и до конца, что было крайне болезненным и в то же время принесло очищение.

– Это, должно быть, не первый случай в его жизни, – заметила Гоулден, когда рыдания стихли.

– Да, – тут же отозвалась Барбара, ничуть не удивленная проницательностью психиатра. – Я знаю по крайней мере еще одну женщину, она тоже работала у него. Это Лайза Берринджер. Она… в прошлом году покончила с собой – на полном ходу направила на эстакаде свой автомобиль в разделительную стенку. Это походило на несчастный случай, к тому же Лайза была пьяна, но она оставила записку. Я разбирала ее стол и нашла вот это. – И тут, к изумлению доктора Гоулден, Барбара открыла сумочку и достала голубой конверт, в котором лежала предсмертная записка – шесть листков бумаги, исписанных четким аккуратным почерком женщины, которая решила убить себя, но не желала уйти из жизни без объяснения.