Ю Несбё - Снеговик

Ракель стояла в кухне у окна и смотрела во двор, на деревья, которые загораживали соседские окна. Она как-то выступила в местном совете с предложением срубить два-три дерева, чтобы стало хоть чуть-чуть побольше света, но натолкнулась на молчаливое несогласие, впрочем, такое отчетливое, что она больше никогда об этом не заговаривала.

Еловые ветви скрывали все и всех, и именно это ценилось жителями района Хольменколлен. Снег все падал и падал на город, на холм, по которому осторожно крались друг за другом «вольво» и БМВ, возвращаясь домой, к гаражным воротам с электроприводом, горячему ужину, приготовленному подтянутыми женами (тренажерный зал, годичный академический отпуск, редкие консультации практикантов).

Даже сквозь солидные этажные перекрытия виллы, унаследованной ею от отца, Ракель слышала музыку, звучавшую у Олега в комнате. «Led Zeppelin» и «The Who». Вот когда ей самой было двенадцать, среди ее сверстников считалось немыслимым слушать такую старую музыку: эту музыку любили еще их родители. Но Олег-то получил пластинки от Харри и сделался преданным поклонником рок-идолов семидесятых.

Ракель вспомнила, до чего же исхудал Харри. Просто усох. Совсем как память о нем. Что-то почти пугающее чудилось ей в том, как память о человеке, с которым она была настолько близка, блекнет и исчезает. А может, это оттого, что, когда роман заканчивается, все его перипетии начинают казаться сном. А сон… Сон – не более чем порождение нашей фантазии, его почти мгновенно забываешь. Вот, наверное, почему встреча с Харри так потрясла Ракель. Обнять, вдохнуть его запах, услышать его голос не из телефонной трубки, а из его губ, таких мягких при всей твердости его лица, на котором проступили новые морщины… Взглянуть в его голубые глаза, которые то блестят, то потухают, когда он говорит… Все как раньше.

Но в то же время ей было радостно, что она уже перевернула эту страницу. Что не с этим мужчиной ей суждено разделить свое будущее, что он уже никогда не сможет вторгнуться своей ужасной жизнью в их с Олегом жизнь.

Теперь все у нее идет хорошо. Намного лучше, чем раньше. Она взглянула на часы. В отличие от Харри этот не опаздывал.

Матиас возник однажды летом, совершенно неожиданно. На собрании руководства местного самоуправления. Он ведь даже не жил в их районе – его пригласил приятель. Они с Ракелью сидели рядом и мило проболтали целый вечер. В основном о ней, если честно. Он слушал внимательно, с каким-то, как ей показалось, врачебным интересом. А через несколько дней позвонил и спросил, не хочет ли она пойти с ним на выставку в Центре Хени – Унстада, в Хёвикоддене. Сказал: и Олег, мол, тоже пусть приходит, потому что там есть программа и для детей. Погода была плохая, живопись так себе, а Олег – просто невыносим. Но Матиасу удалось поднять всем настроение шутками и особенно язвительными замечаниями о художниках и их способностях. А потом он отвез их домой, попросил прощения за неудачную идею и с улыбкой пообещал, что никогда и никуда их с собой не возьмет. Если, конечно, они сами не попросят. После чего Матиас на две недели улетел в Ботсвану. И позвонил ей, как только вернулся, в тот же вечер. Попросил встретиться с ним снова.

Ракель услышала звук машины, газовавшей, чтобы заехать на крутой подъем, ведущий к дому. У него была старенькая «хонда-аккорд». Ей, непонятно почему, это нравилось. Он всегда парковался возле гаража и никогда внутри. И это ей тоже нравилось. Нравилось, что у него всегда с собой смена белья и несессер – они лежали в рюкзаке, который он обязательно уносил с собой утром; что он спрашивает, когда они смогут увидеться снова, и никогда ничего не принимает как должное. Все это теперь, конечно, может измениться, но Ракель была к этому готова.

Матиас вышел из машины. Высокий – почти как Харри. Приехав, он всегда улыбался ей, подняв к кухонному окну свое по-мальчишески открытое лицо. Даже если был смертельно уставшим после бесчеловечно долгого дежурства. Да, она была готова. Потому что этот мужчина подходил ей, он любил ее и ставил их маленький тройственный союз превыше всего остального. Ракель услышала, как в замке поворачивается ключ. Ключ, который она сама вручила ему на прошлой неделе. Как он тогда удивился! Как ребенок, получивший входной билет на шоколадную фабрику.

Дверь открылась, Матиас стоял на пороге, и она уже была в его объятиях. Ей нравился даже запах его пальто. Щекой она прижалась к вкусно пахнущей, холодной ткани, а по телу побежало привычное тепло.

– Что такое? – улыбнулся он ей в волосы.

– Я так тебя ждала! – прошептала Ракель.

Он закрыл глаза, и так они постояли еще мгновение.

Она выпустила его из объятий и взглянула в улыбающееся лицо. Красавец. Красивее Харри.

Освободившись, Матиас расстегнул пальто, повесил его и пошел мыть руки. Он всегда первым делом мыл руки, когда возвращался из анатомического театра, где во время лекции проводил манипуляции с трупами. Харри тоже всегда мыл руки, если возвращался с расследования убийства.

Матиас открыл нижний шкафчик, высыпал в раковину картошку из ведерка и включил воду.

– Как прошел день у тебя, любовь моя?

Ракель подумала, что многие мужчины не захотели бы знать, как прошел вчерашний вечер, потому что она встречалась с Харри, и Матиасу об этом было известно. И это ей тоже в нем нравилось. Она принялась рассказывать, глядя в окно. Ее взгляд скользнул по елям и устремился туда, где только-только начали загораться огни города. Харри сейчас где-то там. В безнадежной погоне за тем, кого так и не удавалось – и никогда не удастся – схватить. Ей стало его жалко. Осталось только сочувствие. Хотя вчера вечером мелькнуло что-то между ними: тогда они сцепились взглядами и никак не могли отпустить друг друга. Это было как удар тока, но так же быстро и закончилось. Совсем. Волшебство исчезло. И это произошло по ее воле.

Она встала позади Матиаса, обняла, прижалась к его широкой спине.

Она чувствовала, как под рубашкой ходят его мускулы – он чистил картошку и бросал ее в кастрюлю.

– Пожалуй, сюда влезет еще парочка, – предположил он.

Ракель заметила какое-то движение возле кухонной двери и оглянулась. Там стоял Олег и смотрел на них.

– Принеси, пожалуйста, из подвала еще картошки, – попросила она.

Темные глаза Олега потемнели еще больше. Он стоял не шевелясь.

Матиас повернулся к нему:

– Я сам могу сходить. – Он взял опустевшее ведерко для картошки.

– Нет, – произнес Олег и сделал шажок вперед. – Я схожу.

Взял у Матиаса ведерко и вышел за дверь.

– Что с ним? – спросил Матиас.

– Он просто немного боится темноты, – вздохнула Ракель.

– Это я понял, но почему он все-таки пошел туда?

– Потому что Харри говорил, что нужно суметь победить страх. – Она покачала головой. – Когда Харри жил здесь, он всякий раз посылал в подвал Олега.