Петра Хаммесфар - Грешница

Придя домой, я шла к Грит, обедала у нее, а затем играла с Керстин и Мелани. Когда я была у них дома, они всегда вели себя дружелюбно. Иногда даже извинялись за то, что не играют со мной на переменах.

Лучше всего было, когда отец приезжал вечером домой. Он мыл окна, стирал гардины, а я вытирала пыль и подметала в кухне. И все в доме блестело. Закончив уборку, он готовил ужин. Каждый день мы ели мясо или колбасу, а также десерт. После ужина мы оставались в кухне. Когда мы ели пудинг, отец рассказывал мне, что в состоянии Магдалины нет ни прогресса, ни ухудшения. А еще он обещал поговорить с мамой, чтобы она позволила мне быть как все.

– Довольно и того, – сказал отец однажды, – что в этом доме сдерживает себя человек, повинный в этой беде. Помоги мне, Господи!

В гостиную мы заходили только перед сном. Отец никогда не зажигал свечей. Стоя во тьме перед алтарем, мы молились за Магдалину. На этом настаивала мама. Но, думаю, мы делали бы это и добровольно.

Несколько раз отец ездил в клинику. Меня он с собой не брал. Мне нельзя было приближаться к Магдалине, поскольку я снова могла передать ей какую-нибудь вполне безобидную болезнь. Лечение, на котором он настоял из-за меня, оказалось успешным. Но Магдалина настолько ослабела, что могла умереть от насморка.

Когда отец уезжал, я оставалась у соседей. Мне давали какао и свежий пирог, посыпанный сахарной пудрой. И я была счастлива, просто бесконечно счастлива. Особенно же когда отец возвращался из клиники, когда он говорил:

– Кажется, Магдалина выкарабкается. От нее остались одни глаза, но врачи говорят, у нее невероятная жизнеспособность. Можно подумать, что она качает кровь по жилам с помощью силы воли. Такой маленький, слабый человечек… Это необъяснимо. У нее не хватает сил даже на то, чтобы поднять голову, но она цепляется за жизнь.

В декабре мама и сестра вернулись домой. Волос у Магдалины больше не было. Она была настолько слаба, что не могла ждать, пока ей захочется в туалет. Мама каждый день делала Магдалине клизму, чтобы ей не приходилось тужиться. Моей сестре это не нравилось. Она плакала, едва завидев маму с чайником и клистирной трубкой в руках. Теперь Магдалина плакала по-настоящему, вот только это было запрещено – для нее это было слишком тяжело.

Когда она начинала хныкать, мама приходила в ярость и прогоняла меня в гостиную. И мне нельзя было выходить оттуда, даже для того, чтобы сделать домашнее задание. На следующий день у меня возникали неприятности с учительницей. Раньше она меня любила, а теперь считала, что я отношусь к учебе слишком небрежно. Я не могла постоянно объяснять свою неряшливость болезнью сестры. Несколько раз учительница даже сделала запись в классном журнале.

Грит Адигар посоветовала мне делать уроки вечером, когда мать отправит меня в постель. И я лежала на полу с тетрадями и книгами, поскольку стола у меня в комнате не было. А на следующий день учительница была недовольна моим корявым почерком.

Конечно же, я была благодарна Спасителю за то, что Он пощадил мою сестру. Но не так я представляла себе выздоровление Магдалины. Иногда я думала, что было бы лучше, если бы мама заперла меня в спальне до конца моих дней. Тогда у меня было бы меньше неприятностей.

Ежемесячно Магдалину нужно было возить на реабилитационное лечение в клинику. Мама ее сопровождала. Каждый раз они проводили там два-три дня. И каждый раз я хотела, чтобы они не вернулись домой. Чтобы врачи сказали, что Магдалина должна остаться в Эппендорфе навсегда. Что она может жить только там. И мама осталась бы с ней, ведь она никогда не оставляла младшую дочь одну. А я по-прежнему жила бы с отцом. И он снова стал бы таким, как раньше. О большем я не мечтала, только бы он не был так печален.

Это было похоже на кошмар, от которого она не могла очнуться, но на этот раз он изменился. Утаить ничего не удалось. Все валилось из рук, стиралось из памяти и распространялось по округе. Кора услышала, что говорит: о дне рождения, о шоколаде. О грезах. «Только мы с отцом!» Сквозь туман Кора видела, как дрожат ее пальцы, видела внимательное и озадаченное лицо шефа.

Время от времени он кивал.

И она не могла замолчать. Не имела на это права. Нужно уговорить его оставить в покое отца. И мужа. Гереон не заслужил, чтобы ему докучали, ведь он ни в чем не виноват. А для отца узнать о случившемся было бы очень тяжело.

Кора рассказала о нем шефу. Не слишком много, только о том, каким добросердечным и заботливым он был; у него было много интересов, он был ходячей энциклопедией по истории родного края. Говорила она и о матери, о кресте и розах на домашнем алтаре, о деревянном Спасителе и молитвах. И не упомянула только о причине этого. О Магдалине.

Тело Коры дрожало, словно от судорог. Она машинально то поднимала, то опускала голову. Все-таки она себя контролировала. К Магдалине нельзя подпускать никого, особенно мужчин. Любое волнение, любое напряжение могло означать для нее смерть.

Кора говорила о противоречивых чувствах, о необходимости быть хорошей и о соблазнах. Сладости в детстве, потом – молодые люди и их магическая привлекательность. Был среди них один особенный. Один из тех, кому достаточно было щелкнуть пальцами. Все называли его Джонни Гитаристом.

Однажды Грит Адигар сказала:

– Когда ты станешь взрослой, поступай как я. Найди симпатичного молодого человека, позволь ему сделать тебе ребенка, уезжай вместе с ним и забудь об этом кошмаре.

С Джонни Кора ушла бы с удовольствием. Она не раз думала о том, как бы это было, если бы она позволила ему сделать ей ребенка…

Мысли о Джонни заставили Кору снова вспомнить о Гереоне. Она рассказала о том, как они впервые встретились. Вернуться к нормальной жизни можно было только с помощью Гереона. А именно этого Кора и хотела. Она обязательно должна была это сделать: стать нормальной взрослой женщиной, давно распрощавшейся с детством. Вычеркнуть грязную главу, которая началась пять лет тому назад, в мае, и закончилась через полгода, в ноябре, оставив заметные следы на сгибах ее локтей и на лбу. Эту главу нельзя было трогать, потому что в ней было слишком много грязи.

Свекровь часто пыталась нарушить этот запрет. «Шлюха! Кто знает, чем она занималась раньше?» А еще старик с его дурацкими разговорами: «Ты прожженная девка. Меня на мякине не проведешь».

Однако ей это удалось, да еще как! Этому Кора научилась у Пайк. При желании она могла провести любого. Даже шефа. Он помог ей вспомнить первую встречу с Гереоном. Это было более четырех лет тому назад, в декабре. Незадолго до Рождества.

Гереон поехал в город за покупками, искал подарки для родителей. Нагруженный пакетами, он вошел в кафе на Герцогштрассе, в котором Кора зарабатывала себе на жизнь – честным трудом! В первый раз он оказался там случайно. Сел за столик и стал ждать, когда его обслужат. Он не знал, что должен сделать заказ в торговом зале, и смутился, когда она сказала ему об этом.