Дин Кунц - Исступление. Скорость (сборник)

Господи боже мой!.. Для него это было удовольствием! В каком-то смысле он принужден был совершить то, что совершил, но вряд ли это слишком расстроило убийцу. Он развлекался. Смерть доставляла ему радость. Нет вины – нет и душевных переживаний. Жестокость – вот его хлеб и вино.

Где-то в большом и пустом доме убийца либо продолжал свои забавы, либо отдыхал, готовясь начать свою игру снова.

Когда дрожь в ее теле улеглась, оставив после себя лишь легкие спазмы в горле, Кот снова испугалась за Лауру. Те приглушенные крики, которые насторожили ее, явно раздавались уже тогда, когда Сара Темплтон была мертва. Следовательно, убийца, на руках которого еще не остыла кровь матери, застал Лауру врасплох. Должно быть, он легко одолел и связал ее, а сам отправился обыскивать дом на случай, если ее крик насторожил еще кого-нибудь из обитателей дома.

Он мог не сразу вернуться к своей третьей жертве. Не обнаружив никого в других комнатах и уверившись, что дом целиком находится в его власти, преступник, скорее всего, решил осмотреться в незнакомом месте. Если учебники не врут, то подобный тип наверняка захотел бы обшарить все укромные закоулки усадьбы, влезть в комоды, порыться в платяных шкафах, попробовать продукты из холодильника. Некоторые читают письма, пришедшие на имя хозяев, некоторые роются в корзинах с грязным бельем и наслаждаются его запахом. Если убийце попадется альбом семейных фотографий, то он может просидеть целый час или больше, рассматривая их.

Но рано или поздно он обязательно вернется к Лауре.

Сара Темплтон была в высшей степени интересной женщиной, но подобных ночных пришельцев обычно привлекает юность. Невинность и свежесть – вот к чему они так стремятся. Лаура была для убийцы лакомым кусочком, таким же деликатесом, каким являются птичьи яйца для обитающих в ветвях деревьев гадов.

Когда Котай почувствовала себя более уверенно – в том смысле, что могла больше не опасаться, что ее внезапно и громко стошнит, – она выбралась из своего укромного уголка и неслышно пересекла спальню. Здесь она в любом случае была в опасности. Прежде чем убийца отправится восвояси, он наверняка заглянет сюда еще разок, чтобы бросить последний взгляд на Сару Темплтон, беспомощно скорчившуюся на мокром полу в душевой и прижавшую к груди тонкие руки в тщетной попытке защититься.

У полуоткрытой двери Кот замерла и прислушалась.

Поблекшие розы на обоях на противоположной стене коридора выглядели еще таинственнее. Рисунок, образованный чашечками цветков и их переплетенными стеблями, казался таким глубоким, что Кот готова была раздвинуть руками колючие заросли и шагнуть из этого бумажного сада в солнечную страну, в которой – когда она оглянется назад – этого дома просто не будет существовать.

Свет ночника бил Кот в спину, не позволяя ей выглянуть из проема и посмотреть налево и направо, не рискуя быть замеченной. Как только она шагнет на порог, на эти выцветшие розы сразу падет ее тень. Это было бы опасно, а как избежать этого, Кот не знала.

Наконец, убаюканная ничем не нарушаемой тишиной, которая, казалось, убеждала ее в отсутствии какой бы то ни было угрозы, Котай проскользнула между дверью и косяком и увидела его. В каких-нибудь десяти футах. Убийца стоял у верхней ступени главной лестницы. Спиной к ней.

Кот застыла. Одна ее нога была уже в коридоре, вторая – все еще на пороге спальни. Если он обернется, Кот не успеет незаметно вернуться обратно – убийца непременно заметит движение хотя бы уголком глаза. И все же она не могла заставить себя шевельнуться, несмотря на то что судьба давала ей шанс. Кот боялась, что любой, даже самый тихий звук заставит убийцу повернуться к ней. Казалось, даже шорох сминаемого под ногой коврового ворса способен привлечь его внимание.

Мужчина в коридоре проделывал нечто настолько странное, что Котай была просто прикована к месту любопытством и страхом. Привстав на цыпочки, он поднял над головой руки и тянулся ими к чему-то невидимому, шаря в воздухе растопыренными пальцами. На мгновение Кот показалось, что убийца-психопат находится в трансе и галлюцинирует, вылавливая из пустоты созданные подсознанием образы.

Он был крупным и высоким человеком. Кот оценила его рост в шесть футов и два дюйма, возможно больше. Физически он был прекрасно развит: талия тонкая, а мускулистые плечи – такие широкие, что грубая куртка из хлопчатки туго натягивалась на спине. Густые короткие волосы темно-каштанового цвета были аккуратно подстрижены на затылке, но Котай не видела его лица. И надеялась никогда не увидеть. С нее достаточно было вида его окровавленных пальцев, которые продолжали что-то искать в воздухе. Складывалось ощущение, что в них заключена сокрушительная сила и мощь. Мужчина мог бы задушить ее одной рукой.

– Иди ко мне, – пробормотал он.

Несмотря на то что он говорил шепотом, тембр и властная уверенность, прозвучавшие в его грубом голосе, показались Котай жуткими и одновременно притягательными.

– Иди же…

На одно страшное мгновение Кот подумала, что убийца обращается не к видению, доступному только его зрению, а к ней, чье присутствие он мог бы уловить, благодаря одному лишь сотрясению воздуха, произведенному ею, когда она столь безрассудно выбралась из комнаты в коридор.

Потом Кот увидела паука. Он свисал с потолка на тончайшей паутине всего в футе от протянутых пальцев убийцы.

– Ну пожалуйста…

Словно откликнувшись на его просьбу, паук выпустил из брюшка еще немного клейкой нити и опустился ниже. Убийца перестал тянуться к нему пальцами и подавил раскрытую ладонь.

– Иди сюда, малыш-ш… – чуть слышно выдохнул он.

Жирный черный паук послушался и соскользнул в подставленную руку.

Мужчина быстро поднес ладонь ко рту и слегка запрокинул голову назад, будто глотая горькое лекарство. Паука он либо разжевал и съел, либо проглотил живьем.

Некоторое время он стоял неподвижно, наслаждаясь своими ощущениями.

Наконец убийца шагнул вперед, к лестнице, и – так и не обернувшись в сторону Кот – по-паучьи быстро и так же бесшумно спустился на первый этаж дома.

Котай содрогнулась, не в силах поверить, что она все еще жива.

Тишина и неподвижность дома напоминали покой сумрачной глубокой воды, до поры остановленной плотиной и давящей на грудь ее с огромной, нерастраченной силой.

Когда Кот нашла в себе достаточно мужества, она сделала несколько осторожных шагов и приблизилась к лестнице, хотя и боялась, что ночной гость вовсе не спустился на первый этаж, что он просто играет с ней, как кошка с мышью, и теперь, остановившись чуть ниже, ждет с холодной, уверенной улыбкой. Завидев ее, он протянет к ней раскрытые ладони и скажет: «Иди ко мне!..»