Меган Миранда - Фрагменты прошлого

– Мне пора, – выдавила я. – Мы с Хейли собирались вместе позаниматься.

– Увидимся через несколько дней, – отозвался Калеб, когда я уже дошла до середины лестницы.

Всю поездку его мобильный переправлял мои звонки на голосовую почту. Калеб сказал, что забыл зарядку. Сказал, что был очень занят. Так занят, что вернулся домой с похмельем и в футболке с эмблемой университета. «Просто не бери в голову, Джесса», – снова услышала я от него. Какой смысл искать то письмо? Калеба не вернуть. Я решаю положить университетские письма в коробку с личными вещами. Пусть мама Калеба увидит все возможные пути, которыми мог пойти ее сын. Представит, как он мог жить. И каким он мог стать.

Под письмами лежат знакомые мне тетради на спирали. Черным маркером на обложке написаны дисциплины: «математика», «английский», «естествознание». Калеб не выбрасывал тетради даже после окончания семестра. Говорил, что однажды они могут пригодиться. У меня это вызывало смех. Но он говорил на полном серьезе. Ты столько всего планировал, Калеб. Столько всего хранил. А под тетрадями обнаруживается канцелярский нож. Острое лезвие ловит свет, идущий от голого окна, и я беру нож в руку. Металл оказывается холоднее, чем я ожидала. Впервые я увидела этот нож в субботний день в начале июля. Он лежал на тумбочке Калеба. Я приняла его за обычный нож. Калеба это сильно насмешило.

Я сидела на краю его постели, ожидая, когда он выйдет из душа. С себя я смыла соль и песок водой из шланга на заднем дворе. Мы только-только вернулись с пляжа – места, где казалось, что у нас с Калебом все по-прежнему хорошо, что мы не отдаляемся друг от друга и между нами нет гнетущего молчания и секретов. Калеб стоял в дверях, улыбаясь и вытирая полотенцем мокрые волосы.

– Хулиганка с канцелярским ножом, – пошутил он.

– С чем? – удивилась я, опустив взгляд на нож. Он выглядел как миниатюрный меч, сильно заостренный на конце.

– С ножом для бумаги. – Калеб пересек комнату, взял его у меня из руки и продемонстрировал на деле.

Нож чиркнул по сложенному вдвое бумажному листу со звуком, похожим на скрежет ногтей по классной доске.

– Я извиняюсь, а нам что, нужен для этого специальный инструмент?

Калеб улыбнулся, перевернул нож и показал мне его основание.

– Он принадлежал моему деду. Потом – отцу. Теперь – мне.

На серебряной рукояти были выгравированы инициалы «Д. Э.». И канцелярский нож в ладони Калеба стал чем-то гораздо большим. Передаваемой по наследству частичкой семьи. Кому он достанется теперь? У Мии другой папа. Возможно, мама Калеба знает других его родственников по линии отца. Возможно, у него есть двоюродные братья. Хотя он никогда о таковых не упоминал. Тогда, сжимая нож в руке, я почувствовала необычайную важность момента. Я словно держала не металл, а поколения, историю, кровь и плоть.

Для меня это было серьезно. Но я обратила все в шутку, отчаянно скучая по тем мгновениям, когда мы с Калебом много смеялись и все было свежо и в новинку. Я забрала нож у Калеба, выставила его вперед на манер меча и встала в позу, будто защищаясь. Он обошел меня, обнял за талию и, чмокнув в шею, обезоружил, выхватив из пальцев нож. Потом развернул меня к себе и улыбнулся.

– Ловкач, – проворчала я.

– Практика – наше все, – еще шире улыбнулся Калеб. Повернулся и метнул нож в стену, как это делают в кино. Мы сто раз видели подобное в фильмах. Однако нож угодил в стену рукояткой, отрикошетил от нее и с глухим стуком шлепнулся на ковер.

Я захохотала – так это было нелепо. Я смеялась, желая заполнить смехом молчание, которое углубляло растущую между нами пропасть.

В том месте на стене, куда попал нож, откололась краска, и мой взгляд скользит туда сам собой. В комнате светло, и на стене хорошо видны зазубрины и царапины. Словно загипнотизированная, я встаю, обхожу кровать и подхожу к этому месту. Провожу пальцами по бороздкам в серой краске, не в силах отличить выемку, сделанную Калебом в тот день, от других. Похоже, после случившегося Калеб, сидя на постели, метал в стену нож, отрабатывая прием. Желая всадить его в стену острием. Загоревшись этой целью. «Практика – наше все», – сказал он.

Я вглядываюсь в лезвие канцелярского ножа. На его грани осталась серая краска. Должно быть, Калеб добился цели. Мне вдруг кажется, что это не моя, а его рука сжимает рукоятку ножа. Секунду я ощущаю слабый запах реки, и мои пальцы разжимаются. Нож падает. И Калеба снова нет.

Рагнувшись за канцелярским ножом, я заметила под серым подзором кровати тень в форме стоп. Как будто кто-то стоял по другую сторону постели, наблюдая за мной. Подняв подзор, я нахожу этому объяснение: ботинки. Я вытаскиваю их из-под кровати на свет – коричневые и грязные. В резиновой рифленой подошве застряли камешки. Развязанные шнурки заскорузли от грязи и воды. Я отставляю ботинки в сторону, собираясь выбросить – видок у них, прямо скажем, неприглядный, – но, по словам Калеба, это хорошая походная обувь.

Когда в начале июня мы отправились в поход, я надела кроссовки. Свои беговые кроссовки. На какой только местности я их не проверила. Я бегала в них все тренировки: по холмам, в дождь и ветер, бывало даже и в снег.

Калеб заехал за мной утром в субботу, еще до рассвета. Мои все спали. Было ощущение, что весь мир принадлежит только нам. Калеб выгнул бровь на мою серо-фиолетовую сумку-рюкзак. И на мой выбор обувки. То есть кроссовки. У него был оценивающе-осуждающий взгляд, хотя днем раньше он всего-навсего спросил: «Пойдешь со мной завтра в поход?»

– Прости, что не успела прикупить камуфляжный костюм и туристическое снаряжение, – подколола его я. – Однако к походу я готова.

Мы отправились в путь в шесть утра и ехали к Делавэр-Уотер-Гэп пару часов. Большую часть дороги я дремала. Меня разбудил треск гравия под колесами автомобиля, когда мы свернули с главной дороги. Я прижималась головой к окну. Смотревший в лобовое стекло Калеб вскинул взгляд вверх.

– Приехали? – спросила я.

Мы свернули на дорогу со знаком в виде стрелочки, названием пешеходной тропы и значком в виде закусочного столика. Калеб медленно заехал на круглую, незаасфальтированную стоянку. Двое туристов выгружали из пикапа свое снаряжение. Калеб поставил машину на паркинг. Повернулся на сиденье, подхватил свои походные ботинки и переобулся, сняв кроссовки. Это был уже второй показатель того, что наш поход будет совсем не таким, каким мне представлялся. Первый показатель – выход из дома в шесть утра.

Я довольно быстро сообразила, что зря надела кроссовки. Было скользко от утренней росы и сыро от текущего рядом ручья. Я не сходила с грязной тропки, ощущая, как натираю на пятках мозоли. А ведь я бегала в кроссовках и по проселочным дорогам, и вверх-вниз по холмам. Разница заключалась в том, что сейчас мне приходилось двигаться с другой скоростью. В какой-то момент я не выдержала, скинула на землю рюкзак и громко фыркнула.