Фред Варгас - Когда выходит отшельник

– Но рождаются ведь детишки с четырьмя руками, – заметила женщина.

– Это индивидуальная хромосомная аномалия, совсем другое дело. Надеюсь, вы не воображаете, мадам Руайе, будто паук-мутант с восемнадцатью ногами и сверхмощным ядом отправился на охоту за людьми? Не путайте генетическую реальность и кинематографический вымысел. Вы следите за моей мыслью ? И чтобы закрыть тему, скажу: пауки, разумеется, напичканы пестицидами, как и мы. Как и насекомые, которые от этого гибнут, как птицы, которые тоже гибнут. С пауками происходит то же самое. Скорее нам угрожает сокращение численности их популяции.

– Значит, никаких мутаций? – уточнил Адамберг, что-то строча в блокноте.

– Никаких мутаций. Комиссар, если хотите привлечь солидные силы, потребуйте, чтобы Министерство внутренних дел провело анализ яда, который присутствует в крови тех, кто погиб от локсосцелизма.

– Локсосцелизма? – переспросил Адамберг, держа ручку наготове.

– Так называется состояние, вызванное укусом паука-отшельника. И запросите в ЦТ…

– ЦТ?

– Это марсельский Центр токсикологии.

– А, понятно.

– Попросите их сделать сравнительное исследование яда пауков-отшельников в прошлом году и в этом на предмет увеличения его токсичности. У пациентов, вероятнее всего, сохранились результаты анализов. Вы следите за моей мыслью? Пусть они это сделают. И мы вместе посмеемся, поверьте мне.

– Что ж, тем лучше, – сказал Адамберг, закрывая блокнот. – Ни роста популяции, ни мутации. Какое объяснение вы можете дать тому факту, что ко второму июня у нас уже пять укусов и три смерти?

– Касательно трех смертей я, как и мадам, считаю причиной слишком позднее обращение к врачу и иммунодефицит у этих индивидов, ставших жертвами гемолиза или вторичной инфекции. Что касается остальных двух случаев, то они публично заявили о том, что с ними произошло, потому что их натолкнули на это расползающиеся слухи и волна паники, поднятая местной прессой и соцсетями. Если бы из-за этих самых слухов в прошлом году все не начали бить тревогу по поводу якобы наводнивших Францию коричневых пауков-отшельников из Америки, до этого не дошло бы. Обычно у большинства пострадавших наблюдается сухой укус, без яда или с незначительной дозой яда. В тех редких случаях, когда паук впрыскивает весь свой яд, человек идет на прием к врачу, и тот прописывает ему антибиотики. И никто никому об этом не докладывает. Ну что, мы закончили?

– Не совсем, профессор. Допустим, у кого-то имеются дурные намерения. Может ли он запустить сразу нескольких пауков-отшельников в дом другого человека?

– Чтобы его убить?

– Да.

– Вы решили меня рассмешить, комиссар?

– У меня приказ.

– Я забыл. Ваш приказ. Кому, как не вам, знать, что существует тысяча других способов убить человека, несравнимо проще этого. Если – это в порядке шутки, разумеется, – если ваш ненормальный все-таки пожелает прибегнуть к животному яду, пусть уж тогда выберет змеиный, пес его задери! Гадюка, когда ей придет охота, выпускает пятнадцать миллиграммов яда. Уже не говоря о том, что у нее ЛД50, то есть эта доза смертельна лишь для половины мышей весом двадцать граммов каждая. Вы следите за моей мыслью? Вот и прикиньте: для того чтобы убить человека при помощи гадюки, нужно, чтобы его укусили одновременно четыре, а то и пять особей. Если вы знаете, как заставить их это сделать, поведайте мне об этом. И мы вместе посмеемся. А теперь представьте себе паука-отшельника. Он вырабатывает ничтожно малое количество яда. Допустим, что он впрыснет человеку яд, опустошив сразу обе железы, что случается, повторяю, крайне редко, тогда вам понадобится… дайте подумать… мы не располагаем точными расчетами смертельной дозы, только можем примерно прикинуть объем желез…

Пока профессор совершал подсчеты в уме, все молчали.

– Вам понадобится, – вновь заговорил профессор Пюжоль, радостно улыбаясь, – содержимое примерно сорока четырех желез паука, чтобы наверняка умертвить человека. То есть чтобы на него напали разом двадцать два паука, а это было бы для них настоящим подвигом, принимая во внимание их любовь к уединению и миролюбивый характер. Считайте, шестьдесят особей, с учетом сухих и полуукусов. Итак, на троих – сто восемьдесят отшельников! Вашему безумцу придется изрядно постараться, чтобы отыскать двести пауков, выпустить на свои жертвы и уговорить их покусать – а с какой стати они станут кусаться, я вас спрашиваю? Две сотни пауков! Напоминаю вам, что выманить их из укрытия очень трудно. Неспроста они получили такое имя.

– Очень трудно, – подтвердила Ирен Руайе. – Или застать их врасплох, даже когда знаешь, где они обитают. Знаете, что мне однажды посчастливилось увидеть? Огромное скопление новорожденных паучат, которых уносило ветром вместе с их паутиной.

– Вам повезло, мадам, это очень красиво. Но позвольте мне вернуться к гипотезе комиссара о коллективной атаке. Вам не кажется, что после трех укусов человек проснется и решит посмотреть, что творится у него в кровати? Или, думаете, он будет дожидаться, пока его укусят шестьдесят раз? Полноте, комиссар. Но если поймаете вашего злодея, прошу вас, приведите его ко мне, – сказал профессор, поднимаясь.

– И мы вместе посмеемся, – закончил за него Адамберг. – С моей стороны вопросов больше нет, благодарю вас за то, что уделили мне время.

Он встал, Ирен Руайе сделала то же самое.

– А вы, мадам? Вы тоже удовлетворены?

– Тоже. Спасибо. Извините нас, простите, пожалуйста.

Когда они шли обратно по коридорам, Адамберг сказал Ирен Руайе:

– Вам совершенно незачем было извиняться перед этим типом, таким… – Тут Адамберг задумался, какое слово употребил бы Данглар. – Самовлюбленным. Самовлюбленным, грубым и наглым. Но это не важно, главное, он дал нам ответы на наши вопросы.

– На ваши вопросы, а я получила ответы благодаря вам. Я совершенно уверена, со мной он не счел бы нужным разговаривать. А вот с… с комиссаром полиции ему приходится считаться. Это более или менее нормально и, в общем, понятно. Правильно я сделала, что не отдала ему свою коробочку. Он только посмеялся бы.

– Минутку внимания, мадам Руайе. Прошу вас, не вздумайте рассказывать на своих форумах, что начальство дало мне такое поручение.

– Наоборот! В кои-то веки полиция решила сделать хоть что-нибудь полезное! Почему об этом не рассказать?

– Потому что это неправда. Никто мне не давал такого поручения.

Они только что вышли из Музея естественной истории, и женщина остановилась как вкопанная на тротуаре улицы Бюффона.

– Может, вы вообще не полицейский? И все это было ложью? Нет, это нечистоплотно, совсем нечистоплотно.

– Я полицейский, – подтвердил Адамберг, показав удостоверение.