Адриана Мэзер - Как повесить ведьму

Просовываю руку в образовавшуюся на месте цветка дыру и касаюсь кончиками пальцев чего-то шелковистого. Подаюсь вперед, пытаясь его подхватить, и осторожно вытаскиваю на свет стопку писем, перевязанную голубой лентой. Они пожелтели от старости, но еще хранят заплесневелый запах духов.

Я напрочь забываю о сваленной на пол одежде. Сажусь за туалетный столик и развязываю скрепляющую письма ленту. Медленно и осторожно я раскрываю первый конверт, доставая из него плотные листы. Почерк писавшего такой мелкий и с замысловатыми завитушками, что сложно разобрать слова.

Моя дражайшая Эбигейл!

Ничто не доставит мне большей радости, чем вновь увидеть твою улыбку. Я искренне верю, что болезнь матери вскоре завершится и я смогу вернуться к тебе. Наберись терпения, любовь моя, ибо я бессилен в эти прискорбные времена.

Старые любовные письма. Как романтично. Могу поспорить, они принадлежат девушке с портрета в комнате с роялем. Это была ее комната? Почему-то у меня складывается стойкое ощущение, что да, ее. Ей нравились цветы Черноглазой Сьюзен. Потому вся мебель и украшена ими.

Внезапно выключается свет, и я подпрыгиваю от неожиданности. Да вы прикалываетесь! Только не сейчас! Я откладываю изысканные письма на столик и на ощупь отправляюсь на поиски лежащего на прикроватной тумбочке фонарика. Руки мои дрожат.

– Вивиан! – кричу, мчась по темному коридору, но мачеха не отвечает. Добравшись до лестницы, я вижу мерцающий в передней свет. – Вивиан!

– Что? – Ее голос доносится снизу, из глубины коридора.

Весь путь до кухни я преодолеваю бегом, зная, что найду мачеху именно там. Вечером она всегда заваривает листовой чай. Толкаю дверь в конце коридора и обнаруживаю Вивиан, которая сидит у плиты и разжигает газ под старинным чайником.

– У меня снова вырубился свет, – говорю ей.

– Но ремонтник все починил.

После всех странностей, случившихся сегодня, меня совсем не устраивает сидеть в темноте.

– Возможно, но у меня в комнате свет не горит.

Она со стуком отставляет пустую чашку на мраморную столешницу и через заднюю дверь выходит в патио. Я направляюсь следом, свечу фонариком, пока Вивиан открывает щиток с множеством переключателей.

– Ты права, один выключен. – Она щелкает им, возвращая в правильное положение. – Пойдем посмотрим. – Мачеха быстро заходит в дом.

Не хочу, чтобы она увидела письма.

– Все нормально. – Я иду с ней в ногу. – Я проверю и скажу, включился свет или нет.

– Сама посмотрю. Если проблема не решилась, я позвоню этому идиоту и заставлю все переделать. Я не собираюсь еще один вечер спотыкаться обо всю мебель, потому что из-за темноты не вижу дальше десяти футов.

Спорить с Вивиан бесполезно, особенно когда она раздражена. Мы идем в комнату. Разве я закрывала дверь? Не помню, как это делала. Затылок покалывает от неприятного предчувствия. Я хватаюсь за ручку раньше Вивиан в надежде, что успею спрятать от нее письма.

– Свет горит, – выпаливаю как можно скорей.

– Ты какая-то нервная. Все в порядке? – Она ловит мой взгляд и толкает дверь в комнату.

Я мгновенно кидаю взгляд на туалетный столик, но писем на нем нет. Исчезли! Что за?.. Подхожу ближе и отодвигаю стул, проверяя, не упали ли они.

– Эта комната – катастрофа. – Вивиан морщит носик. – Сэм, ты уверена, что все в порядке?

Сердце ухает в пятки. Не понимаю, куда они могли пропасть.

– Да. И это была не я.

– Со светом?

– С этим! – Указываю на одежду. – Когда я пришла, все так и было. И кое-что исчезло, пока не было света. Думаю, кто-то решил поиздеваться надо мной.

– Хочешь сказать, что кто-то проник в дом? Все двери закрыты.

– Из моей комнаты кое-что пропало, и моя одежда уже второй раз оказывается на полу. – Мне трудно сохранять спокойствие.

– Помедленней. Что пропало?

– Кое-что…

Взгляд ее останавливается на дыре в задней стенке моего шкафа.

– Если ты не хочешь рассказывать, как я могу помочь?

– Ладно. Это письма. Я нашла их в нише в шкафу.

– Итак, ты говоришь, что кто-то скинул на пол всю твою одежду. Каким-то образом ты отыскала в шкафу старые письма. А потом выключился свет и они исчезли?

– И кресло-качалка в бордовой комнате двигалось само по себе.

Вивиан хмурится.

– Ты хорошо спишь? Понимаешь, что я просто шутила, когда говорила, что ты не понравилась местному привидению, правда?

– Я не считаю , что это был призрак. Я считаю , что это человек.

На кухне свистит чайник.

– Пойду сниму. А потом можем нормально обо всем поговорить.

– Нет. – Я захлопываю за ней дверь.

Снова начнутся разговоры о визитах к психологу. Я не свихнулась. И плохой сон со всем этим никак не связан. Кто-то со мной намеренно играет. Могли ли эти сумасшедшие ведьмы из школы зайти так далеко и пробраться ко мне домой? Да, пожалуй, могли. Может, даже Джексон в этом замешан. Спорим, они сейчас умирают со смеху.

На тумбочке жужжит телефон. Сообщение. Джексон: «Нашла что-нибудь?» Почему-то от его вопроса закипает кровь. Он точно со мной играет! Я: «Лжец». Джексон: «???» Я швыряю телефон на кровать и хватаю металлический фонарик – источник света и потенциальное оружие. Удерживаюсь и не топаю по лестнице только потому, что не хочу, чтобы Вивиан знала, где я.

Захожу в комнату с роялем и останавливаюсь перед портретом Эбигейл, изучая каждую деталь. Она спокойная, с темно-коричневыми волосами и счастливыми серыми глазами. Задний фон скрыт плотными тенями, но я почти уверена, что девушка стоит у камина в библиотеке, прямо перед потайной дверью.

– Каким-то образом я попала в мир твоих секретов, – говорю я картине.

Я ищу подпись художника, но ее нигде нет. Осторожно освещаю фонариком задник портрета. Бинго! Сзади прикреплена карточка с надписью бабушкиным почерком. Спасибо тебе, Шарлотта. На ней значится: Эбигейл Роу, 1691.

За год до судов над ведьмами? Я снова присматриваюсь к шелку и кружевам. Кажется, это платье слишком причудливо для колониального периода. В учебнике по истории я видела портреты пуритан того времени, и все они носили максимально простую одежду и чепцы. Черных и землистых тонов, а не веселых голубых и белых. Насколько я читала, детям не разрешалось играть, у них не было игрушек, потому что это считалось проявлением легкомыслия и греховности. Эбигейл ни за что не могла разгуливать в таком виде по Салему семнадцатого века. Что-то здесь не так.

У меня за спиной падает на пол хрустальный бокал.

В школьном коридоре я замедляю шаг, чтобы Джексону не хватило времени поговорить со мной перед уроком. Это всего лишь третий день учебы, но никто хочет встречаться со мной взглядом. Там, где в обычной ситуации пришлось бы протискиваться между людьми, они просто расступаются передо мной. Не уважительно, как перед Наследниками, а будто боятся коснуться. До моего слуха доносятся обрывки разговоров о вчерашнем фиаско в библиотеке, о котором уже известно всем.