Дэвид Моррелл - Крайние меры

— Как вам удалось это раздобыть? — спросил старик.

Питтман промолчал.

Гэбл принял самую величественную позу, какую позволяло ему его состояние, и потребовал:

— Отвечайте. Откуда это у вас?

Питтман не знал содержание факса. Ему лишь было известно, что миссис Пейдж использовала свои связи в «Вашингтон пост». И он ответил, как мог, убедительно и в то же время небрежно:

— Полагаю, вы не запамятовали, что в последнее время я работал в газете, в отделе некрологов.

Питтман поднялся и подошел к Гэблу с намерением взять у него листок.

Но тот крепко сжимал факс.

«Проклятье! Если мне не удастся узнать содержание...» — подумал Питтман, стараясь не выдать охватившей его паники.

Неожиданно пальцы Гэбла разжались.

Питтман бросил взгляд на текст с таким видом, словно видел его не раз. Он оказался вовсе не из «Вашингтон пост», а из некрологов «Бостон глоб» и датировался двадцать третьим декабря 1952 года. Заметка о смерти Данкана Клайна.

Кровь застучала в висках у Питтмана. От волнения усилилась тошнота. Стараясь ничем не выдать своих подлинных чувств, он произнес:

— Полагаю, вам было крайне трудно решить — опубликовать ли о смерти Клайна скромную заметку или большой некролог, достойный великого учителя и педагога, воспитавшего множество блестящих учеников. В первом случае его коллег и бывших учащихся Академии Гроллье, пожалуй, удивило бы неуважение к столь замечательной личности, и они проявили бы к данному факту нежелательный интерес. В то же время углубляться в обстоятельства его смерти, давая пищу для разговоров, вряд ли стоило. И тогда, как явствует из этого текста, вы сумели найти отличный компромисс.

В комнате повисла гробовая тишина. Мысли Питтмана лихорадочно работали. Он представил себе Брэдфорда Деннинга, карабкающегося вверх по склону холма. К счастью, старик пока был достаточно далеко. Но Питтмана пугала решительность бывшего дипломата. Он вспомнил, как Деннинг прижимал левую руку к сердцу, а в правой сжимал пистолет.

— Некролог вам ничего не даст, — заявил Гэбл. — Все изложенные в нем факты известны вот уже сорок лет. И ни одного компрометирующего. В противном случае кто-нибудь да заметил бы.

— Лишь в том случае, если бы умел читать между строк, — повысил голос Питтман. Движимый чутьем репортера, он сопоставлял уже известные ему факты с теми, что узнал только сейчас, и открывал совершенно потрясающие связи между ними.

— Данкан Клайн умер в 1952 году, — начал Питтман. — Ранее, в том же году, он неожиданно появился в Госдепартаменте и потребовал встречи с вами. Июль. Эйзенхауэр выдвинут кандидатом в президенты от республиканской партии. Вы в то время были страшно заняты очернением своих конкурентов, готовясь перескочить с лодки правительства демократов на корабль республиканцев, потому что были уверены в победе последних. Ваши консервативные антисоветские заявления полностью отвечали духу времени. Будущее принадлежало вам. Но вот появился Клайн и перепугал вас до полусмерти. Разве не так?

И все же Питтман до сих пор ясно не представлял себе, почему «Большие советники» так опасались Клайна. Однако слушали Питтмана с огромным вниманием, и он понимал, что чувство не обмануло его, что он прав в своих предположениях, и продолжал:

— Вы полагали, что похоронили его в своем прошлом. Но вот Клайн неожиданно появился и вверг всех вас в шок. Испугал настолько, что в самый разгар усилий убедить Эйзенхауэра и его команду принять вас к себе на борт вы неожиданно берете краткосрочный отпуск — все до единого! — и отправляетесь на встречу выпускников в Гроллье. Это было в декабре. Клайн, видимо, сильно давил на вас с того самого момента, когда появился в июле в Госдепартаменте. У вас не было выбора. И вы отправились на встречу, зная, что там увидите Клайна. Встреча пяти дипломатов с Клайном должна была выглядеть совершенно естественной. Вы надеялись решить проблему, не привлекая внимания.

Питтман напряженно следил за тем, как реагирует на его слова Уинстон Слоан, и по выражению лица старого дипломата понял, что избрал правильный путь. Что же до Юстаса Гэбла, то лицо его оставалось совершенно непроницаемым.

— К тому времени Данкан Клайн вышел на пенсию и больше не преподавал в Гроллье.

— Он жил в Бостоне, но скончался, как явствует из некролога, в своем загородном доме в Беркшир-Хиллс. Вряд ли стоить напоминать о том, что западный Массачусетс граничит с югом Вермонта. Итак, на дворе декабрь. Спрашивается, какого дьявола старик, живущий в Бостоне, вдруг оказывается в разгар зимы в горной хижине? Видимо, он поехал туда после встречи с выпускниками. Это недалеко от Академии. И только потому, что главная проблема ваша и его осталась неразрешенной. А довести дело до конца можно было лишь в скрытом от посторонних глаз местечке.

Питтман перевел дух, надеясь, что его внутреннее напряжение со стороны незаметно. Утешало и то, что ни Слоан, ни Гэбл не возражали ему. Представив себе, что Брэдфорд Деннинг карабкается по склону уже совсем рядом с домом, и, не осмеливаясь взглянуть в окно, чтобы в этом убедиться, Питтман переместился к стене с книжными полками, чтобы отвлечь внимание своих противников от окна.

Питтман указал на один из абзацев некролога, который продолжал держать в руках, и прочел его:

— "Данкан Клайн был англичанином. Проработав некоторое время преподавателем в Кембридже, он прибыл в Соединенные Штаты в начале двадцатых годов".

Представляю, как обрадовалась англофильски настроенная администрация Академии Гроллье, залучив к себе бывшего преподавателя Кембриджа. Какая ирония! В течение многих лет выпускники Академии Гроллье становились конгрессменами, сенаторами, губернаторами и даже президентами, не говоря уже о таких выдающихся дипломатах, как вы.

Политическая философия Академии Гроллье ставила во главу угла европейское, и в первую очередь британское, мировоззрение, формируя, таким образом, политическую систему Соединенных Штатов. Я читал конспекты семинаров, которые Клайн проводил с вами. Он специализировался на истории и политологии.

Уинстон Слоан изменился в лице.

— Итак, — продолжал Питтман, — специалист-политолог из Кембриджа устанавливает тесные связи с пятью одаренными учениками и готовит их к блестящей дипломатической карьере. Вы пятеро занимались теоретическим обоснованием внешней политики страны, начиная с администрации Трумэна. Теории, которые Данкан Клайн внушил вам...

— Нет! Только когда мы были совсем юными! — воскликнул Слоан. — Позже мы никогда не следовали теориям Данкана!

— Прекрати, Уинстон! — выкрикнул Гэбл.

— Ты только послушай, что он говорит! Именно этого мы так опасались. Он хочет запятнать нашу репутацию! Мы никогда не были коммунистами!