Дэвид Моррелл - Любой ценой

— Нет, — хрипло проговорил Малоун. — Мне на вас вовсе не наплевать. И это не было просто работой. Пожалуйста, возьмите. — Он снова протянул ей рубашку.

Она схватила ее и небрежно набросила, не сводя глаз с Малоуна.

— Прошу вас, выслушайте меня, — заторопился он. — Вначале это была действительно просто работа. Но я вас не знал. Зато имел горький опыт знакомства с вашим мужем и потому не ждал от этой работы ничего приятного. Не хочу сейчас об этом говорить, но меня буквально вынудили за нее взяться. Причем действовали очень жестко.

Гнев в ее глазах сменился удивлением.

— Но постепенно, день за днем, — продолжил Малоун, — когда мы начинали узнавать друг друга, наши беседы... я получал от них огромное удовольствие и, ложась вечером в постель, предвкушал, как встану утром, встречу вас за завтраком и мы проведем вместе почти целый день. Это было замечательно, и мне начало казаться, что ничего важнее работы над этим портретом в моей жизни не было. Да и лучшей натуры тоже никогда не существовало.

Теперь она смотрела на него во все глаза.

— Но портрет принимал все более законченный вид, а я все сильнее и сильнее испытывал волнение, потому что знал — за ним должен последовать второй. Мне было понятно, что вам не понравится позировать в обнаженном виде, и потому я затягивал работу над первым портретом как мог. Ваш голос, ваши глаза, вы... — Голос Малоуна осекся. — Вы будоражили мое воображение. Такого вдохновения я никогда прежде не испытывал. И жаждал, чтобы это не кончалось... не кончалось, но знал, конечно, знал, скоро всему придет конец. Ваш супруг и без того уже начал проявлять нервозность, не заметить это было невозможно. Но я не в силах настроить себя на познание вашего тела с такой же скрупулезностью, с какой познавал лицо. Во всяком случае, не сейчас, не сию минуту. То, что я вам скажу, наверное, будет странно слышать от мужчины, но у меня к вам сложилось такое отношение, что в данный момент видеть вас обнаженной для меня просто мучительно. Потому что ваше тело я не могу воспринимать как художник, оно приобрело для меня слишком интимное значение. Я понимаю, что говорю ужасные вещи, но это так. Будущая работа приводила меня в ужас...

Малоун замолчал, подошел к ее джинсам, поднял и бросил ей. Она была сейчас в рубашке, достаточно длинной, чтобы прикрыть наготу, но все равно ему было бы спокойнее, если бы она была полностью одета.

На глаза Сиены навернулись слезы.

— Я не понимаю, зачем ему вообще понадобились эти портреты.

— Он же вам объяснил. — Малоуну очень не хотелось кривить душой, но приходилось. — Желает сохранить вашу красоту на века.

— А не лучше ли было бы убить меня и сделать чучело?

Малоун даже вздрогнул, настолько сейчас она была близка к правде.

— Задумал, видите ли, обессмертить мою красоту. — Сиена начала распаляться. — Если я такая красивая, так почему он так меня презирает? — Ее голос задрожал. — Что бы я ни делала — все плохо. Нет, здесь что-то не так. Вы его еще не знаете. Это такой страшный человек, что...

Из ее глаз брызнули слезы и устремились по смуглым щекам. Малоун даже не успел сообразить, что происходит. Разрыдавшись, она бросилась к нему на грудь. В полной тишине раздавались лишь ее негромкие всхлипывания. Он вдыхал абрикосовый аромат ее волос, заметив, что кожа пахнет мускатным орехом. На рубашку капали ее слезы и, промочив насквозь, жгли его грудь. И одновременно он ощущал ее груди. Прикрытые рубашкой, они прижимались к нему. Джинсы она надеть так и не успела. Ноги были голые. А также бедра под рубашкой. А также...

— Это что, такой технике обучают в школе искусств? — произнес знакомый голос.

В дверях стоял Белласар.

Сиена испуганно отпрянула от Малоуна и повернулась к мужу.

— Я понимаю так, что это один из способов художественного стимулирования, — продолжал Белласар. — Вот только кто кого стимулирует — то ли художник модель, то ли модель художника?

— Это вовсе не то, что ты думаешь, — сказала Сиена.

— А откуда ты знаешь, что я думаю? Ты должна была снять одежду, ты ее сняла. А если боишься, что я тебя ревную, то напрасно. Изменить мне у тебя пороху не хватит.

Сиена вздрогнула, как от удара.

— Кроме того, развлекаясь с любовниками, женщины обычно радуются, а не плачут. А ты почему-то расхныкалась. — Белласар подошел и провел ладонью по ее щеке. — Ну и вид у тебя, моя дорогая. Почти такой же, как тогда, в Милане. Правда, в то время тебя не снимали, а сейчас ты должна позировать, так что за своей внешностью надо следить.

Сиена чуть слышно всхлипнула.

— Перестань, у тебя из носа течет. И не заставляй простаивать художника. Он должен делать свою работу. — За все время Белласар ни разу не удостоил Малоуна взглядом. — Отправляйся наверх и приведи себя в порядок. Позировать будешь после обеда.

Сиена с дрожащими губами начала собирать свои вещи.

— Черт возьми, двигайся быстрее! — прикрикнул Белласар. — Сделай что-нибудь по-человечески хотя бы раз в жизни.

Слезы застилали ей глаза. Она посмотрела на Белласара, затем на Малоуна и выбежала из солярия.

Чейзу потребовалось немало усилий, чтобы не вмешаться и не прекратить эту безобразную унизительную сцену. Только сейчас он осознал, насколько острой была его ненависть к Белласару. Жажда мщения переполняла его, переливаясь через край. «Но не здесь и не сейчас, — продолжал он убеждать себя. — Ну схвачусь я с Белласаром, ну переломаю ему ноги и руки, прежде чем прибежит охрана. Но разве такого наказания заслуживает этот сукин сын! К тому же после этого я не жилец на этом свете, Сиене тоже несдобровать. Так что держи себя в руках».

После ухода Сиены в солярии воцарилась тишина. Казалось, пространство вокруг уменьшилось.

— Я хотел с вами посоветоваться, — произнес Белласар.

— Что касается живописи, я к вашим услугам.

— К живописи это отношения не имеет.

Пулемет бил где-то совсем рядом. Белласар вел Малоуна на полигон по боковой аллее, оставляя Монастырь далеко слева.

«Почему Белласар решил привести меня сюда? — думал Малоун. — Не потому ли, что я все равно не смогу никому рассказать об увиденном?»

Пулемет замолк на минуту, затем застрочил снова. Это был пятидесятый калибр, и высокая скорость стрельбы свидетельствовала о том, что проблема компенсации нагревания ствола, о которой Белласар упоминал в первые дни их приезда, успешно решилась.

Пройдя мимо внушительной охраны, они вышли к нескольким деревянным стрелковым кабинам. С виду это были обычные придорожные торговые палатки, но без задней стены. На прилавках стояли наблюдательные оптические приборы и зажимы для закрепления оружия при калибровке механизма наведения.