Ричард Лаймон - Ночь без конца

— Сейчас лучше? — поинтересовалась Джоуди.

— Да, немного. Поцелуй меня.

— А я что только что сделала?

— Я имею в виду по-настоящему, в губы.

— О, да, конечно.

— Пожалуйста.

— Ты, наверное, шутишь.

— Ладно, — надулся он, отворачиваясь, — извини.

— Понимаешь, ты еще слишком маленький, чтобы целоваться с девчонками.

— Мне почти тринадцать.

— Я как раз это и хотела сказать. Ты для этого еще слишком мал.

— Мама меня часто целовала.

У Джоуди стал ком в горле и на глаза навернулись слезы. Очертания повернувшегося к ней лица мальчика стали расплывчатыми. Положив руку ему на грудь, Джоуди медленно наклонилась и поцеловала его в губы.

Но, как только она начала подниматься, Энди застонал, словно ему стало больно, и она решила немножко затянуть поцелуй. «Только бы неожиданно не вошел в дверь отец, а то наверняка неправильно нас поймет. Мы не шуры-муры. Это совсем другое».

Джоуди подумала о своей правой груди, которой она прижалась к обнаженному мальчишке. Так получилось еще в самом начале поцелуя, но ей было так жаль Энди, что тогда она совсем не обратила на это никакого внимания. Теперь вспомнила о ней, потому что почувствовала небольшую боль. Она даже знала, что болело под грудью, где она стесала кожу, когда перелезала через забор в пятницу ночью. Но удивляло то, что ее сознание никак не воспротивилось тому, что она так откровенно прижалась к Энди грудью.

"Кошмар. Да я бы никогда не позволила Робу и... "

«Но это же совсем другое, — возразила она внутреннему голосу. — Это абсолютно невинно».

Абсолютно. Тогда почему она неожиданно так покраснела, что, казалось, лицо вот-вот вспыхнет пламенем?

И она решительно начала подниматься. Когда их губы разъединились, Энди шепнул: «Нет, еще немножко» — и обхватил ее рукой.

Ее грудь теперь висела в воздухе, достаточно высоко, чтобы не лежать на его теле, хотя сосок все еще слегка давил через рубашку на его грудь.

— Отпусти, — шепнула она.

— Еще чуточку, — жалобно попросил он.

— Папа может войти, и если он подумает, что мы занимаемся глупостями, пиши пропало. Ты ведь хочешь поехать к нам и жить с нами?

У Энди глаза округлились от изумления.

— Да. А ты думаешь, мне можно?

— Будет нельзя, если папе покажется, что ты хочешь меня... «джиги-джиги», как ты любишь выражаться.

На этот раз пришел черед краснеть Энди.

— О чем, между прочим, не может быть и речи, — строго сказала она. — А теперь отпусти.

Энди убрал руку, и Джоуди выпрямилась. Когда она начала поворачиваться, мальчишка подогнул колени. Получилось что-то вроде небольшой палатки, прикрывавшей его ниже пояса.

Джоуди бросила испуганный взгляд на окно. Слава Богу, никто не подглядывал.

Прижимая подушку Энди к бедрам, Джоуди встала и стала пятиться от кровати.

— Где мой халат? — спросила она, вступая в туфли.

— А мне что надевать?

— Что ты с ним сделал?

— Он здесь. — Энди перекатился на другую сторону кровати, извиваясь, продвинулся к краю матраца и опустил руку. Затем взмахнул рукой, и из-под кровати вспорхнул в воздух халат. В нужный момент Энди разжал руку, и халат полетел в ее сторону, трепеща и планируя вниз.

А Джоуди бросила ему в лицо подушку.

В его смеющееся лицо.

И поймала халат.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— И тебе спасибо.

Отвернувшись от мальчика, Джоуди накинула на плечи халат и стала искать рукава. И лишь после того, как были надежно запахнуты полы и затянут пояс, она снова повернулась к нему лицом.

— Чао, бамбино, — произнесла она, игриво пригрозив пальчиком.

— Куда ты? — с отчаянием в глазах вымолвил Энди.

— В ту комнату, где лежат все мои вещи. Пока можешь одеться. В мое отсутствие. Надевай все вчерашнее.

— А что, если от меня будет скверный запах? — спросил он, поморщив нос.

— Что значит если?

— Ха-ха-ха, очень смешно.

— Может, мы тебе что-нибудь купим. Я переговорю с папой.

— Ладно.

— Ладно, пока.

Энди неожиданно сник.

— Эй, я ведь иду не за тридевять земель, а только в соседний номер. Через десять минут вернусь.

— Ладно. Только поторопись.

— Обещаю. — Она открыла дверь, и колючий зной с ослепительным солнцем накрыли ее как взрывной волной — Батюшки! — ахнула она и, скривившись, шагнула на террасу. — Как здесь ужасно.

— Свежий и чистый воздух пустыни, — расплылся в улыбке отец, демонстративно вдыхая полной грудью.

— Можешь забрать его весь себе. — Джоуди повернулась и прислонилась спиной к перилам. Теперь, по крайней мере, хоть солнце не слепило.

На отце были солнцезащитные очки, которые делали его похожим на патрульного мотоциклиста.

— Ты здесь уже долго? — спросила она.

— Достаточно долго.

— Что это значит?

— Это значит, что я чувствую — меня пора сменять. Дежурство — дело женское.

— А была ли в этом необходимость?

— Поскольку никто не появился, думаю, что нет. Пока. Хотя ничего нельзя знать наверняка. Никогда. Когда ты меньше всего ожидаешь, неприятность подкрадывается и хватает тебя за... глотку.

— За что?

— Не притворяйся, ты прекрасно меня расслышала. За глотку.

— Ага, — засмеялась Джоуди. — Кстати, а где Шарон? В нашем номере?

— Была там.

— А где теперь?

Он поднял руку и указал пальцем куда-то вдаль. Джоуди повернула голову.

— Видишь грязную дорогу, уходящую за горизонт за заправкой?

— Угу.

— Последний раз, когда я видел Шарон, она направлялась на север. Это было полчаса назад.

— И что она там делает?

— Бежит.

— Бежит? Ты хочешь сказать, упражняется?

— "Надо поддерживать тело в хорошей форме". Так она мне сказала. Я возразил, что по мне, так оно у нее и так в отличной форме, но это ее не остановило.

— Я не то что бегать, не хочу и просто стоять на такой жаре. Она что, чокнутая?

— Чокнутая — это не совсем подходящее для нее слово, дорогая.

— Да? И какое же слово для нее подходящее?

— Ну, феноменальная.

— И что это означает?

— Посмотри в словаре.

— Что означает слово, я прекрасно знаю. Что ты этим хочешь сказать?

— Она удивительный экземпляр.

— Экземпляр?

— Женщины, полицейского, личности.

— Боже, па.

— Ты же сама спросила.

— Ну и?

— Энди еще не встал?

— Пытаешься сменить тему?

— Надеюсь, щуренок не скидывал во сне простыню.

— Нет, не скидывал. Сейчас он должен одеваться. Правда, у него есть только то, что я дала ему вчера.

— После завтрака мы ему что-нибудь прикупим.

— Завтрак. Рада, что ты наконец о нем вспомнил, потому что я умираю от голода.

— Как ты можешь такое говорить, когда всего несколько часов назад у тебя чуть щеки не полопались?

— Чипсы и прочая ерунда не в счет.

— Ну, будем надеяться, что ты будешь умирать от голода не очень быстро, потому что лишь Богу известно, когда вернется Шарон. А ей наверняка еще захочется принять душ.