Эрик Ластбадер - Зеро

Теперь ему оставалось смириться с тем, что должно было произойти, тешить себя мыслью, что это достаточное вознаграждение за почти сорок лет страданий. Конечно же, он был прав: американская оккупация Японии, принятая с помощью янки новая конституция 1946 года превратила Японию в страну предпринимателей-буржуа, с буржуазными вкусами и замашками. И поскольку по настоянию американцев в бюджет новой Японии не были заложены расходы на оборону, бремя этих расходов не отягощало экономику страны. Как раздражали Сийну молодые богатые коммерсанты из его окружения, превозносившие Америку за то, что с ее помощью Япония стала настолько процветающей страной, что даже буржуазному среднему сословию стал доступен уровень жизни, о котором деды еще поколения назад не могли и мечтать. Сийна гневался, потому что они отказывались видеть то, что ему было совершенно ясно. Да, Америка позволила Японии стать богатой. Но Япония сделалась ее вассалом, безопасность страны полностью зависит от Америки. Когда-то Япония была страной самураев, умевших вести войну и создавших свою собственную систему обороны. Теперь все это в прошлом. Америка принесла в Японию капитализм и тем самым выхолостила всю культурную традицию.

Поэтому-то Сийна и создал Дзибан.

Близилось лето. Все реже и реже холодные зимние ветры долетали до стен его дома, все чаще в зарослях айвы под окнами слышалось пение птиц.

Положив руки на костлявые колени, Кодзо Сийна вспоминал. Особенно ярким было воспоминание о лете 1947 года, когда после разгрома Японии прошло два года.

Жара накатывала удушающими волнами, казалось, их можно пощупать руками, и влажность была очень высока. В летней резиденции Сийны на берегу озера Яманака собрались восемь министров. Эти восемь человек, да еще Сийна, и составляли Дзибан. Забавно было сознавать, что его считали местной политической организацией, тогда как власть этих людей простиралась настолько далеко, что называть их организацию можно было какой угодно, но только не местной. Правда, Дзибан был также известен как общество Десяти Тысяч Теней. В этом названии уже содержался намек на священную катану, символ мощи японского воина и знак его особого положения в обществе.

Кузнец, последователь учения дзэн, ковал и перековывал раскаленную сталь десять тысяч раз. Так рождалась катана, длинный меч. Лезвие получалось таким прочным, что разрубало доспехи, и таким гибким, что его невозможно было сломать. Каждая ковка называлась тенью.

Катана, принадлежавшая обществу Дзибан, была изготовлена примерно в четвертом веке. Ее выковал один из лучших кузнецов-дзэнбуддистов для принца Ямато Такеру, убившего своего родного брата-близнеца под предлогом нарушения правил хорошего тона. Он также собственноручно уничтожил свирепые племена кумазо, обитавшие к северу от столицы.

Это был самый древний и самый почитаемый меч во всей Японии. Его место было в музее. В этом клинке жила сама душа страны.

— Вот символ нашей мощи, — произнес тогда молодой Кодзо Сийна, поднимая над головой меч. — Вот символ нашей моральной ответственности. Перед императором и перед самой Японией.

Фоном ему в то лето 1947 года служили воды озера, ставшие под порывами ветра с дождем темными и непрозрачными, как раковина устрицы. Поднимавшийся над водой туман напоминал испарения от тела актера в театре Кобуки.

Мы все носим маски, подумал тогда, обращаясь к основателям общества Десяти Тысяч Теней, молодой Кодзо Сийна. Если мы не играем роль, мы ничто. Он посмотрел на старинный меч. Вот зеркальное отражение нас самих. Мы подносим его к свету и называем это жизнью. «Если мы не сможем вернуть к жизни саму сущность нашего духа, — сказал он, — нам не удастся возвратить Японии ее былую славу».

В тот день серая вода сливалась с серым небом. Все вокруг было одинаково серым, и невозможно было определить, где солнце.

— Мы не можем проиграть, и мы не проиграем. Мы знаем, в чем заключается наш долг, и каждый из нас сделает все, что нужно, чтобы очистить Японию. Не в первый раз пришельцы с Запада оскверняют нашу священную землю. Пришедший в Японию капитализм подобен прожорливому фениксу. Капитализм уничтожает нас. Он съедает нас заживо, заставляет предать забвению наше наследие, так что в конце концов мы не будем знать, что значит быть японцем, самураем, служить императору.

Воды озера, холмы и небо сливались в одно целое, но гора была видна. Гора Фудзи возвышалась в своем призрачном величии, неизменная темная тень на сером фоне, отделенная от него несколькими угольными штрихами; ее вершину венчала шапка ослепительно белого снега. Святая Фудзи. Фудзи спасительница.

Молодой Кодзо Сийна был обнажен по пояс. Его великолепно вылепленное тело приковывало к себе их взгляды. На лоб, расправив сзади концы, он повязал хачимачи, головную повязку идущего на битву воина.

— Сейчас я в первый раз извлеку из ножен священный меч принца Ямато Такеру, — сказал Сийна. Казалось, магия, заключенная в этом выкованном вручную мече, заставила туман отступить, и вокруг клинка образовалась аура, ореол пустоты.

Молодой Кодзо Сийна поднял меч, и какое-то мгновение человек и клинок — оба само совершенство в их лоснящемся великолепии слились воедино.

— В следующий раз я достану меч, дабы освятить плоды того, что мы сейчас посеяли.

Быстрым движением он надрезал кончик своего пальца, темно-красная кровь полилась в чашку для саке. Он обмакнул древнее перо в чашку и кровью вывел свое имя под хартией организации Дзибан.

— Вот, отныне и на все времена, — сказал Кодзо Сийна, — перед вами кокоро, сердце нашей философии, сущность наших целей, будущее, которому мы сегодня вверяем свои судьбы, судьбы наших семей и сами наши жизни. — Он передал документ стоявшему слева от него министру и надрезал мечом кончик его пальца. Их кровь в чашке смешалась. Министр окунул в нее перо и вывел ниже свое имя. Сийна произнес: — Для всех грядущих поколений мы описываем здесь наши действия, мы берем в свидетели наших незримо присутствующих здесь, безмерно почитаемых предков, которым мы посвящаем общество Десяти Тысяч Теней. — Документ перешел из рук в руки, еще немного крови пролилось в чашку, на документе стало одной подписью больше.

— Это живая летопись священного Дзибана, — продолжал Кодзо Сийна. — Скоро она станет нашим знаменем и нашим щитом. — Последний министр поставил свою подпись. — Самим своим существованием этот документ говорит нам: мы, поставившие свои подписи на этом свитке, ступили тем самым на стезю добродетели и свернуть с этого пути уже не имеем права.

Капля крови, скрип пера по твердой бумаге.

— Этот документ Катей, названный так, потому что являет собой программу общества Десяти Тысяч Теней, будет постоянно напоминать нам о святости наших целей. Поскольку мы стремимся защитить императора, уберечь наследие сёгуна-объединителя, Иэясу Токугавы. Мы хотим восстановить связь между прошлым, настоящим и будущим, непреходящее величие Страны Восходящего Солнца.