Эрик Ластбадер - Зеро

— Пришел посетитель.

— В такой час? — Дзёдзи ощутил тяжесть внизу живота. — Этого еще не хватало!

— Оябун, — прошептал Кодзо, — это Удэ. Несмотря на все старания Кико, желание оставило его. Холодок пробежал по спине. Удэ, человек, приводящий в исполнение приговоры его брата Масаси. Что нужно Удэ? — спрашивал себя Дзёдзи. Он с ужасом подумал, что Масаси мог узнать об утреннем разговоре с Митико.

— Ты правильно сделал, что сообщил мне, — сказал он, тщетно пытаясь успокоиться. — Скажи Удэ-сану, что я сейчас выйду к нему.

Дверь закрылась. На ее средней панели, взятой из оби, были вышиты по шелку фигуры охотников, убивавших дикого кабана. Дзёдзи смотрел на картину, пытаясь привести в порядок мысли.

Кико была слишком хорошо вышколена, чтобы заговорить в такой момент. Вместо этого она занялась своей одеждой и вскоре выглядела так же, как во время обеда.

Не сказав ни слова, Дзёдзи отодвинул дверь и вышел. В соседней комнате, посреди татами он увидел грузную фигуру Удэ. Дзёдзи заставил себя улыбнуться.

— Добрый вечер, Удэ-сан, — сказал он. Сердце его трепетало. — Кодзо, — позвал он, — ты предложил нашему уважаемому гостю чай?

Удэ отмахнулся от предложения.

— Извините за вторжение, — произнес он своим громовым голосом, — но я спешу. Мне надо успеть на самолет.

Дзёдзи набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и сел напротив Удэ.

— Удэ-сан, — сказал он, — я и представить себе не мог, что этот час настанет.

— Мне очень неловко, но я должен сразу перейти к делу. — Голос Удэ был твердым, как гранит. Похоже, его нисколько не заботила собственная невежливость. — Этого требуют обстоятельства.

— Хай. — Дзёдзи ждал, затаив дыхание.

— Не я выбрал этот час для разговора, так что нам обоим придется смириться со спешкой.

— Мой отец не так вел дела, — сказал Дзёдзи.

— Ах, ваш отец, — воскликнул Удэ. — Самый уважаемый из всех людей на свете. Я все еще оплакиваю его смерть. Его будут вечно почитать в моем доме.

— Спасибо, — сказал Дзёдзи.

— Но ваш отец умер, Дзёдзи-сан. Времена меняются.

Дзёдзи провел рукой по лбу. Она стала мокрой от пота.

Чего хочет Удэ? Дзёдзи не мог не ощущать силы, исходившей от этого человека.

— Что касается дел, — продолжал Удэ, — ваш брат, скажем так, озабочен напряженностью в ваших отношениях. Он знает, как это расстроило бы вашего отца. Масаси-сан решил, что вам лучше поговорить и уладить все разногласия.

Дзёдзи был ошеломлен.

— Извините меня, Удэ-сан, но я знаю своего брата. Сомневаюсь, чтобы он был заинтересован в разговоре со мной. Мы с ним по-разному представляем себе будущее Таки-гуми.

— Что вы, Дзёдзи-сан, Масаси думает лишь об интересах Таки-гуми. И о пожеланиях вашего почитаемого отца, Ватаро Таки.

Дзёдзи приободрился. Если Масаси хочет отдать ему часть Таки-гуми, он не будет возражать. С другой стороны... О том, что могло быть с другой стороны, Дзёдзи предпочитал не думать.

Он кивнул.

— Я согласен.

Удэ улыбнулся.

— Хорошо. Скажем, завтра ночью?

— Работать, когда другие спят? — сказал Дзёдзи.

— Именно. Масаси считает, что, чем скорее вы договоритесь, тем лучше.

— В людном месте.

— Да, — сказал Удэ. — Масаси-сан тоже об этом подумал. Что ж, в такой час выбор невелик. Где-нибудь в районе Кобуки-тё вас устроит?

Район Кобуки-тё находился в Синдзуку, последние десять лет здесь велось оживленное строительство. Первоначально тут намеревались возвести новый театр Кобуки, отсюда и название. Название осталось, но от строительства театра давно отказались. Теперь здесь располагались дешевые рестораны, салоны пачинко, видеозалы, ночные клубы и бордели.

— Там полно заведений типа «поцелуй-меня-голенькую», есть из чего выбрать. — Это были ночные заведения, где официантки не носили нижнего белья.

— Как насчет «А Бас»? — сказал Удэ. — Ничем не хуже других.

Кодзо проводил гостя до дверей, и Удэ сел в поджидавшее его такси. В темноте он улыбнулся. Все прошло именно так, как предсказывал Кодзо Сийна.

Сидя сзади, Удэ представлял себе, как Сийна разговаривал с Масаси по телефону.

— Как вам удастся вытащить на эту встречу Масаси? — спросил Удэ Кодзо Сийну, своего нового хозяина. — Он презирает Дзёдзи за слабость и братом его не считает.

И Кодзо Сийна ответил:

— Я скажу Масаси, что Таки-гуми выиграет, если братья будут изображать единодушие. Когда речь заходит о якудзе, политики и чиновники, с которыми мы имеем дело, не могут избавиться от нервозности. И если они увидят, что двое оставшихся братьев Таки-гуми воюют друг с другом, их нервозность усилится пуще прежнего. Только вчера министр Хакера спрашивал меня, следует ли ожидать неприятностей от якудзы — ведь братья Таки поссорились. Конечно, нет, заверил я его — так я скажу Масаси. Мы владеем положением. Но, видишь ли, я скажу Масаси, что, пока они с братом порознь, могут начаться неприятности. По крайней мере так считают те, кто нас поддерживает.

— Но встреча между Масаси и Дзёдзи не может не кончиться плохо, — сказал Удэ. — Они никогда ни в чем не соглашались друг с другом. Вряд ли сейчас все будет иначе.

Кодзо Сийна улыбнулся своей странной улыбкой, от которой даже Удэ стало не по себе.

— Не беспокойся, Удэ. Делай свое дело. И когда-нибудь Масаси Таки сделает свое.

— Но это вовсе не завещание, — сказал Майкл. Джоунас протянул руку.

— Дай-ка мне взглянуть, сынок.

Майкл протянул ему содержимое конверта. Это был листок почтовой бумаги с шестью строчками текста. Ни обращения, ни подписи.

Джоунас прочел письмо, посмотрел на Майкла.

— Черт возьми, что это такое? Загадка? — Он ожидал хотя бы намека на то, что Филипп раскопал в Японии.

— Это не загадка, — сказал Майкл. — Это предсмертное стихотворение.

— Предсмертное стихотворение? Ты хочешь сказать, то, что писали, уходя в бой, сумасшедшие пилоты-камикадзе? Майкл кивнул. Джоунас протянул ему листок.

— Ты у нас знаток Японии. Что значит синтаи?

— Под снегопадом (Белые цапли взывают друг к другу) как яркий символ синтаи на земле. — Майкл процитировал предсмертное стихотворение отца. — В Синтоистском храме, — сказал он, — синтаи - символ божественного тела того духа, который, по мнению жрецов, обитает в данном святилище.

— Я не знал, что твой отец был синтоистом, — сказал Джоунас.

— Он и не был, — ответил Майкл. — Синтоистом был мой японский наставник, Тсуйо. Помню, отец как-то навещал меня в Японии. Мы с Тсуйо были в это время в синтоистском храме, для него храм был вторым домом. У отца же храм вызвал благоговейный восторг. Он сказал, что чувствует, что храм дышит, как живое существо. Священники были поражены — Тсуйо перевел им слова отца.