Эрик Ластбадер - Сирены

— ...в фильме «Силы, которые есть»... И она думала, что совершенно готова встретить кого угодно, кто выпрыгнет из темного угла.

— ...впрочем, Джоди Фостер всего девятнадцать. — Смех. — И вот он, самый главный конверт. Салли, ты не соизволишь вскрыть его?

«Только страх, — думала она, — способен так затуманивать человеческий рассудок».

— ...легче вскрытие конвертов, не так ли? Ну, наконец-то. Итак, победителем является ... Дайна Уитней, — конец фразы едва не утонул в разразившихся криках и аплодисментах, — за исполнение роли в фильме «Хэтер Дуэлл»!

В тот же миг у нее мелькнуло в голове: «Что мне теперь сказать им всем? Теперь, когда я выбрана, когда мое имя названо, и остальные четверо претенденток по необходимости скрывают свое разочарование перед камерами, но позднее, когда все это станет уже прошлым, будут высказывать свою обиду и зависть всякому, кто согласится их выслушать. Что же мне стоит сказать этому обществу, этому городу, этому миру?»

Музыкальная тема из фильма звучала над залом, пока Дайна поднималась по плексигласовым ступенькам на сцену под нарастающий шум оваций и щурясь от ослепительного блеска огней, едва дыша, шла к низкому подиуму, где ее ждали, улыбаясь и подзывая жестами, ставшие вдруг незнакомыми, Боб и Салли.

Поднявшись на подиум, она приняла из рук золотую статуэтку.

Наступило всеобщее молчание. Молчание, полное шорохов и шелеста, похожее на жужжание насекомых, точно она вдруг очутилась одна-одинешенька посреди зеленого поля в сонливый летний полдень.

Она окинула взглядом аудиторию, не глядя ни на кого в отдельности.

— Я часто думала о том, как много мне хотелось бы сказать... в момент, подобный этому. Когда-то я считала все эти вещи очень важными. Однако получив впервые такую возможность, я вдруг поняла, что все эти мысли не соответствуют этому мигу в должной мере.

— Но это не имеет значения. Все, что я говорю, не имеет значения. Эта награда, — она подняла статуэтку над головой, — вручается не за слова, а за дела. Она значит для меня больше... чем я могу выразить в словах. Она так долго, так долго была для меня недосягаемой мечтой. Спасибо вам, Рубенс и Ясмин, Джордж и, особенно, дорогой Марион. Спасибо вам всем, за то, что вы доказали, что этот город еще не потерял своей чудесной способности превращать мечту в реальность.

Казалось, дом Рубенса преображался, по мере того, как все больше и больше людей прибывало на празднование успеха. В гостиной на видном месте рядом с Оскаром Дайны стояло еще шесть золотых статуэток, включая награды за Лучшую Второстепенную Женскую Роль, Лучшую Режиссуру и Лучший Фильм, полученные, соответственно, Ясмин, Марионом и Рубенсом.

Дайна испытывала такое ощущение, точно она стоит на вершине самой высокой горы в мире, а внизу у ее ног, разбросанные по грандиозному ковру мира стоят миллионы людей, лица которых, светящиеся от восторга, обращены вверх, а руки протянуты к ней.

Она, Рубенс, Ясмин и Марион вчетвером стояли в центре комнаты на плюшевых подушках с кушетки, держа в руках своих Оскаров, в то время как целая батарея полупьяных фотографов усердно щелкали затворами своих «Сонарсов». Дождь слишком наполнил воздух, словно конфетти. Дайна подмигнула толстой русалке, томно глядевшей на нее с противоположной стены.

Она залпом осушила бокал шампанского. Давно уже никто из присутствующих не видел такого количества бутылок «Тайтингер бланк де Бланк» в одном месте.

Дайна оставалась в своем платье от Зандры Роде, но зато провела целых сорок минут в ванной вместе с Менди, художницей по макияжу из «Рейко» на Беверли Хиллз.

Она вышла из ванной похожая на тигрицу. Менди потрудилась над верхней половиной ее лица, как над одним из своих холстов, потратив изрядное количество красок устрично-белого, сверкающего золотистого, темно-коричневого и бледно-зеленого цветов. При помощи горизонтальных мазков она расширила глаза Дайны, создав поразительную иллюзию, будто они занимают всю ширину лица.

Окрашенные в белый цвет веки обрамляли темные дуги, в то время как блестящая краска была нанесена лишь на скулы и бугорки над бровями, ставшие от этого еще более выпуклыми, словно поднимающимися навстречу густой челке.

Менди сняла алмазную нить, которой Дайна подвязала волосы перед церемонией награждения и зачесала их наверх и вперед, так что они стали напоминать львиную гриву.

Дайна долго стояла перед зеркалом, поворачивая голову из стороны в сторону. Глядя на свое отражение в теплом розовом свете лампы, она издала глухое рычание и, откинув голову назад, расхохоталась.

— Иди в гостиную, — сказала она Менди, хлопнув ее по плечу, — и повеселись как следует.

И вот теперь, опорожнив бокал, она швырнула его в пустой камин. Ей казалось, что она может обнять ночь. Она хотела выйти наружу и прижать все звезды к груди, чтобы ощутить их холодный, неземной огонь и знать про себя, что она и только она смогла совершить это.

Гости продолжали пребывать в пугающем количестве: никто не захотел пропускать такое событие. Мужчины и женщины теснились на софе, сидели по двое-трое в каждом кресле, стояли вдоль стен, лежали на ковре, танцевали перед камином, целовались с крышками унитазов, заваливались на кровати (при этом измучили Марию настолько, что она, всплеснув от отвращения руками, ушла), ползали по теннисным кортам около дома, заворачиваясь в сетку, и бросались, обессилев, в бассейн, отфыркиваясь и отплевываясь, пугая дельфина, резвившегося там.

И тем не менее подходили все новые и новые лица. Они текли в дом непривычным потоком, таща с собой подарки в виде всевозможных бутылок и кушаний. Дайна думала, что знает их всех, но не была в этом уверена. Впрочем, ничто не имело значения, кроме ее Оскара, которого она то ставила на каминную полку, чтобы полюбоваться на него с другого конца комнаты, то крепко прижимала к груди.

Она провела восхитительные четверть часа, беседуя с необычно выглядевшим, высоким человеком, невероятно худым и изможденным. У него была желтовато-бледная кожа, черная борода, длинный, крючковатый нос и глаза, похожие на два уголька. Шатаясь, она побрела от него прочь, только когда обнаружила, что обращается к старику на картине Эль-Греко.

— ...до конца.

— А?

— Милочка, пошли, — тихо сказала Ясмин, обнимая ее за талию.

— Это мой праздник, — ее язык слегка заплетался.

— Я знаю. Я просто хочу минутку поболтать с тобой наедине. — Она улыбнулась Дайне. — Ты сможешь сразу же вернуться назад.

У них ушло чуть ли не полчаса на то, чтобы выбраться из дома на улицу. Им пришлось пробиваться сквозь лес людских тел, в котором не было ни одной свободной тропинки.

Снаружи посреди деревьев и аккуратно подстриженных кустов находилось меньше народу, хотя возможно то было лишь обманчивое впечатление, возникавшее благодаря открытому пространству и большему простору.