Эрик Ластбадер - Белый ниндзя

И не то чтобы она боялась одиночества. У нее был, в конце концов, Сендзин, неотъемлемая часть её существа, который никуда от нее не денется. Она лишь боялась, что на ее долю не хватит любви.

Сендзин любил ее. А другие? Аха-сан кормила её, нянчила, удовлетворяла ее повседневные нужды. Это был ее долг. Но была ли это любовь?

Шизей не могла знать, что жизнь Аха-сан полна муки, которая предопределяла не только ее действия, но и то, что лежало за ними. Страдания Аха-сан были чем-то вроде домашнего животного со скверным характером. А еще они были похожи на уродство, вроде горба, которое Аха-сан была вынуждена носить с собой всю жизнь.

Казалось, эти страдания жили своей собственной жизнью, как своего рода брат-близнец Аха-сан, существо, к которому она была очень привязана. Это порой находило проявление в яростных вспышках гнева.

Эта ярость не всегда прорывалась наружу, и тогда ее внешняя проекция воздействовала на души детей. Для Шизей это обычно начиналось с неистовой щекотки внутри черепа, будто там возилось целое сонмище пауков. Затем яркие вспышки света слепили ее, и она тогда валилась с ног, порой больно ударяясь о разные домашние предметы.

Но эти первые симптомы были чепухой по сравнению с тем, что начиналось потом: Шизей переживала ужасы бомбардировки Нагасаки, чувствуя вонь паленого человеческого мяса, видя раздувшиеся обгорелые трупы людей, ощущая на зубах золу и пепел. Все это она воспринимала через призму смятенного сознания Аха-сан, и все эти образы были окрашены эмоциями, которые Аха-сан ощущала в сам момент бомбардировки.

Дети по-разному переживали эти периодические психические всплески. Сендзин, бывало, убегал на улицу, потому что ему мерещилось, что дом захвачен враждебными силами. Отсюда, возможно, возникла его позднейшая одержимость идеей демонической женщины, пленительной и мягкой внешне, но свирепой и беспощадной внутри. Но Шизей, будто парализованная самыми первыми секундами припадка, не покидала дома. Потеряв всякий контроль над собой, она свертывалась калачиком, и ее воля к сопротивлению этим силам внешнего воздействия входила в противоречие с ее стремлением безоговорочно подчиниться воле воспитателей в лице Аха-сан и сэнсэя. Она сидела, съежившись, в своей комнате, дрожа, как лист при каждом новом всплеске ярости Аха-сан. Глаза ее были зажмурены, и она молилась о том, чтобы все это поскорее кончилось.

Оба ребенка терпели эти ужасы, пока выбросы психической энергии Аха-сан не начинали постепенно сходить на нет, и все в доме не приходило в норму. Но еще долгое время никто не решался приблизиться к Аха-сан, даже сэнсэй.

Постепенно у Шизей начало формироваться убеждение, что эти неистовые вспышки, пугавшие своей силой и непредсказуемостью, были результатом ее собственных ошибок и несовершенств, я они являются вещественным доказательством того, что она недостойна любви.

Когда дети болели или переутомлялись, Аха-сан прижимала их к своей мягкой, как подушка, груди. Сендзин при этом задыхался от исходившего от нее тепла и запаха молока и меда. Но Шизей, прижавшись к ней и слыша медленное биение сердца приемной матери, очень быстро засыпала. Эта пассивность, проистекающая из желания Шизей угождать Аха-сан и тем завоевать ее любовь, трогала сердце воспитательницы, которой не могла не действовать на нервы беспокойная возня Сендзина на ее груди. Она считала своим долгом умиротворить детей, и когда она чувствовала, что у нее ничего не получается, это было чревато новыми взрывами ее бешеного нрава.

По иронии судьбы вспышки гнева Аха-сан косвенным образом способствовали выработке у Шизей философского взгляда, в соответствии с которым жизнь рассматривается как борьба, направленная на достижение победы духовного над телесным. Два фактора оказывали формирующее воздействие на Шизей: боязнь, что ей не хватит любви (и тогда она зачахнет, как цветок без воды), и чувство женской неполноценности, становящееся очевидным, когда она сравнивала себя с мужчинами.

Указывая на ночное небо, сэнсэй говорил:

— Посмотрите туда. — Близнецы послушно запрокидывали головы, смотрели на усыпанное звездами небо. — Вы смотрите перед собой, — говорил сэнсэй, — а видите прошлое. Свет звезд шел через пространство миллионы лет, чтобы достичь Земли. Вы смотрите вперед, а видите то, что уже позади. В этом суть Кширы — языка, которым говорит светозвуковой континуум. В какой-то степени Кшира противостоит вечности, потому что находится в постоянном движении. Звездный парадокс иллюстрирует сущность теории, которой я вас обучаю. Звезды далеко от нас во времени и в пространстве, которые в данном случае есть одно и то же. Прошлое — ваше и мое — находится не только в другом времени, но и в другом месте.

То же самое можно сказать о днях человеческой жизни. Люди придумали им разные названия, но Кшира учит, что есть только один день, который постоянно возвращается, что дает нам возможность оказывать на него воздействие.

В сердце всего сущего — «кокоро» — есть мембрана. Она отчасти похожа на орган, который постоянно дает знать о своем присутствии в нашей груди звуками: тук-тук, тук-тук. Это энергетическое поле, на которое оказывают воздействие различные внешние силы.

Есть два пути: ритуал и медитация, Ритуализированные ДЕЙСТВИЯ и медитативные МЫСЛИ. Все они фокусируют энергию, собирают ее в луч, который бьет в мембрану кокоро, оказывая на нее воздействие. Пути эти могут повторяться бесчисленное количество раз, и чем большее время занимают эти повторения, тем большее воздействие оказывается на кокоро — и больше энергии высвобождается. — Огонь костра отражается на лице сэнсэя, и оно меняется, когда пламя вспыхивает ярче.

— Вот вам пример... — говорит он, закрывая глаза, и лицо его становится воплощением покоя.

Благодаря своему дару близнецы чувствуют исходящие от Речника круги энергии — вроде бы свет, но не светит. Со-Пенг тоже чувствовал такое, находясь рядом с матерью. Воздух начинает как бы тяжелеть, сгущаться. Звезды по-прежнему сияют, но не так ярко: те, что были размером с градину, уменьшаются до брызг мелкого дождика. Огонь костра трещит и щелкает, будто в нем трескаются кости.

Речник открыл глаза.

— Сейчас вы видели, что может делать Кшира, — тихо сказал он.

— Ты окунул нас в облако, — сказал Сендзин.

— Посмотри: небо снова ясное! — воскликнула Шизей. Речник улыбнулся: — СДЕЛАТЬ облако не в силах человеческих. Но Кшира учит нас, что облака есть всегда, даже если их не видно взору. Облака — часть природы, а природа всегда в вечном движении. Всегда. Облака вечно образуются и тают в небе. Надо только собрать в одну точку соответствующее количество энергии, сфокусировать ее в луч и направить этот луч на мембрану кокоро. Есть действие — будет и реакция на него.