Эрик Ластбадер - Глаза Ангела

— Почему ты плачешь, малышка? — спросил он. — Для тебя наступила новая жизнь; ты будешь жить, вместо того чтобы умереть.

— Я хочу домой, — продолжала плакать Хонно. — Я понимаю. Но твой дом теперь будет там, куда я тебя отведу.

Меньше чем через год Хонно привыкла к своей жизни на острове и действительно, стала считать его своим домом. Дети есть дети, они более гибкие и восприимчивые, чем взрослые.

Человек Одинокое Дерево оказался на редкость хорошим учителем. Все, что он делал или говорил, представляло для Хонно огромный интерес. Если что-нибудь из сказанного им было ей не совсем понятно, она старалась это получше запомнить, и потом, лежа ночью под ветвями старой сосны, еще и еще раз мысленно возвращалась к словам своего учителя, пытаясь вникнуть в их смысл.

Хонно нравилось ее одиночество, нравилось слушать крики чаек и крачек, звук моря, шелест прибрежной гальки. Она слушала завывания ветра и думала, думала без конца.

В самом начале пребывания Хонно на острове ее учитель сказал ей:

— Обдумывание требует сил и времени. Ты должна потрудиться, чтобы решить, какие мысли послужат тебе во благо, и сохранить их, а какие — во вред, и избавиться от них. Человеческий ум требует такого же тщательного ухода, как и сад, ему необходимо постоянное наше внимание. Учись применять полученные знания на пользу, чтобы они питали твой мозг, ищи возможности побыть одной, наедине сама с собою, и старайся делать это регулярно, не ленись лишний раз «прополоть» свой ум.

Во время медитации Хонно любила смотреть на звезды, которые сияли так далеко, что даже ее внутренняя энергия — ва, — над увеличением силы этой энергии Хонно и ее учитель неустанно трудились каждый день — не могла достать до них. Но стремление в такие заоблачные дали помогало избавляться от всяких ненужных мыслей, заниматься «прополкой», как называл этот процесс Человек Одинокое Дерево.

По ночам Хонно вспоминала дневные уроки, обдумывала их, не оставляла без внимания ни единой мелочи, Детали, словно полученные за день знания, были драгоценными камнями, и она перебирала их и любовалась ими, Разглядывая на свету каждую грань. Все, чему ее учили, она поглощала, как губка — воду, проявив незаурядные способности. У нее развилась великолепная память; интереса к учебе ей было не занимать, она никогда не уставала от уроков, никогда не скучала и отличалась удивительной работоспособностью.

Человек Одинокое Дерево обучал Хонно основам синтоистской религии и философии дзэн, так как считал, что без религиозных знаний не может быть хорошего образования. Объяснял философию Тао и Лао-цзы, а от них переходил к воинственным учениям мастера стратегической науки Сун Цзу и мастера поединков на саблях Миямото Мусаси. Теория сопровождалась практическими занятиями, и Хонно постоянно практиковалась в боевых искусствах: тай-чи, дзю-дзю-цу, айкидо, каратэ и кендзюцу.

Образование, которое получила Хонно, живя на острове, было традиционным для мальчика, изучающего боевые искусства, но никоим образом не для девочки. Кроме того, в программу обучения Человек Одинокое Дерево добавил еще несколько эзотерических философий и приемы борьбы, которые он освоил во время долгих скитаний по Малайскому архипелагу.

— Ты никогда не будешь женщиной в обычном понимании этого слова, — сказал однажды ночью своей ученице Человек Одинокое Дерево. Прошло уже шесть лет с тех пор, как Нобору Ямато привез ее на остров. Хонно из девочки превратилась в девушку, у нее оформилась грудь, а на лобке закурчавились черные волосы. В тот день у нее начались месячные, как раз перед закатом солнца, окрасившего в алый цвет вечернее небо. Хотя она знала, что это означает и для чего подобный процесс существует в женском организме, но, еще не до конца избавившись от воспоминаний детства, с содроганием вспомнила сон матери во всех подробностях и представила себя, сидящую на снегу на корточках, умирающую от голода самку горностая, и растекающееся по белой снежной поверхности ярко-красное кровавое пятно.

— Я была и есть женщина, рожденная в год хиноеума, — с отчаянием ответила Хонно Человеку Одинокое Дерево. Она дрожала и, чтобы унять дрожь, начала тереть себя мозолистыми, красными ладонями. — Я не очистилась от проклятия.

— Ты никогда не будешь женщиной в обычном понимании этого слова, — повторил Человек Одинокое Дерево, Он взял Хонно за руку и отвел к старой сосне, усадил ее спиной к стволу, огромному как дом. — И это хорошо. Я сделал все, что мог, чтобы очистить твою душу. Не обращай внимания на свое тело — оно предаст тебя.

— Мое тело никогда не предаст меня, — наивно возразила Хонно.

— Когда ты снова будешь жить среди людей, все, чему я тебя здесь научил, со временем забудется, отойдет на второй план.

— Нет! Нет!

— Твоя жизнь здесь будет казаться тебе сном, — не слушая возражений Хонно, продолжал ее учитель, — И это совершенно естественно, — так устроены люди. Ты вырастешь и станешь женщиной, и тогда твое тело предаст тебя — тебе захочется иметь мужа, семью, детей, собственный дом. Но запомни: обычная жизнь обычной женщины не для тебя — она лишь спровоцирует темные силы зла, дремлющие в тебе, потому что ты была рождена в проклятый год. Поэтому послушайся моего совета: будь сильной духом. В тот момент, когда тебе захочется влюбиться, выйти замуж, вспомни о том, чему я тебя учил, найди заветный уголок в своей душе, откуда ты сможешь черпать силы, чтобы противостоять судьбе, чтобы избежать печальной участи женщины, убивающей мужа.

...Хонно открыла глаза, невидящим взором уставилась в бледное предрассветное небо, Словно наяву, увидела перед собой тело Гиина, которого она убила. Неужели это произошло всего лишь несколько часов назад? Ей казалось, будто с тех пор прошли годы, хотя на самом Деле со времени убийства прошло совсем немного времени. Хонно, все еще находясь в плену воспоминаний, снова видела свежую кровь на своих руках и слышала голос Большого Эзу:

— Госпожа Кансей, тетради Сакаты и текст их расшифровки у меня. Пойдемте, нам пора.

Ирина и Наташа Маякова теперь ужинали вместе почти каждый вечер, даже по тем дням, когда не было занятий на курсах. Ирина подходила к служебному входу старого МХАТа, — у Наташи были спектакли в театре, — и ждала ее там, а потом они вместе куда-нибудь отправлялись, бродили по улицам, гуляли в парках и вели долгие увлекательные беседы. Иногда заглядывали в недорогие кафе, чтобы перекусить, а потом продолжали свою прогулку.

Еще сильнее, чем раньше, Ирине хотелось выяснить, какие отношения связывают Наташу и Валерия; она просто сгорала от любопытства. Вряд ли они встречались по ночам, особенно накануне Наташиных спектаклей, потому что, как поняла Ирина, актеры не могут себе позволить перед работой ни обильные возлияния, ни бессонные ночи.