Эрик Ластбадер - Черное сердце

Монах улыбнулся: нет, одна веревочка, но крепкая, та, на которой он и будет держать Макоумера, все же останется.

В самолете, совершавшем челночные рейсы в Вашингтон, Трейси целых десять минут провел в раздумьях о том, что ему сказать директору. Но так ничего и не придумал.

В иллюминаторы колотил дождь, они летели в густых облаках, закрывших как землю под ними, так и небо над ними. Трейси постарался думать только о чем-нибудь другом: пусть подсознание решит за него эту проблему.

Сегодня утром он прежде всего попросил Айрини переделать ему билет: он отправился в Гонконг через Вашингтон. И потому вылетит из Нью-Йорка на сутки раньше запланированного. Затем набрал частный номер Директора.

Номер за эти годы не изменился, однако изменилась система его защиты. Он услышал женский голос.

— Администрация, — сказала женщина, потом в трубке возникла особая тишина: начали работу системы прослушивания. Вполне возможно, подумал Трейси, что иные из них сконструировал его отец.

— Я бы хотел поговорить с Директором.

— Директор сейчас на совещании, — произнес бесстрастный голос. — Могу ли я осведомиться, кто звонит?

— Мама, — ответил Трейси.

— Простите? Не поняла.

Это была ложь номер один. Все она прекрасно понимала, абсолютно все: это была ее работа. Трейси повторил кличку, которую когда-то присвоил ему Фонд.

— Пожалуйста, подождите, — произнес голос. — Меня вызывают по другому номеру, — это была ложь номер два.

— Привет, Мама! — воскликнул теперь уже мужской голос, веселый и сердечный. — Это Мартинсон.

— Не знаю никакого Мартинсона, — спокойно произнес Трейси.

— Как не знаешь, старик? Мы же вместе учились в Принстоне. Неужели забыл?

— Я не учился в Принстоне, — ответил Трейси так, как предписывали правила. — Я заканчивал Майнз, выпуск шестьдесят восьмого года.

— Понятно, — веселье из голоса исчезло. — Одну минуту, пожалуйста.

Послышались три щелчка: его снова переключили на другую линию.

— Мама? — этот голос был глубже, значительнее — голос серьезного администратора. — Это ты?

— А кто же еще? — ответил Трейси. — Разве только вы передали мой код кому-то другому.

— Не думаю, что Директор мог принять такое решение. А ты?

— Никогда бы ничего не сделал без его ведома, — пока это была обычная болтовня.

— Это Прайс, — сказал голос. — Мы вместе заканчивали Майнз.

— Тот Прайс, которого я знал, вылетел через месяц: он еще годился на административной работе, но для полевой — никогда.

— Но мы оба занимались у Хама, — настаивал голос.

— Тот курс вел Джинсоку, — ответил Трейси. — И потом всегда преподавал только он, вплоть до смерти три года назад.

— Неужели?

Трейси уже все надоело.

— Прайс, ты, сукин сын, это же тебе чуть не оторвало руку на первых же тренировочных стрельбищах?

— Господи, Мама, так это ты?

— Прайс, мне надо поговорить с Директором.

— Да... Конечно. Я передам, что ты звонишь, — Прайс помолчал, пока не переключая линию, потом сказал: — Мама, я очень рад снова тебя услышать.

Мгновением позже Трейси услышал самого Директора.

— Надеюсь, ты понимаешь смысл всей этой системы блоков, — голос у него был сладкий, как мороженое, — в нашем деле никогда не грех перестраховаться, — он говорил так, будто они расстались только вчера: даже не удосужился поздороваться с Трейси.

— Что, все еще названивают разные сексуальные маньяки?

Директор хрюкнул:

— Как всегда. Профессиональный риск.

— Я звоню... Короче, вечером я прилетаю. Думаю, ужин вдвоем станет приятной переменой привычного ритма.

— После десяти лет разлуки? Наверняка, — Директор снова хрюкнул. — Скажем, в восемь часов в «Анондор»?

— Нет, — мгновенно отреагировал Трейси. — Я предпочитаю «Ше Франсуа».

— Ну да, — дружелюбно протянул Директор. — Как я мог забыть? Правда, человек моего положения предпочитает места пошикарней. А где это?

— Неподалеку от Грейт Фоллз, — Трейси прекрасно знал, что Директор не мог забыть, где находится ресторан. — Возле реки.

— Ладно, найду, — и Директор повесил трубку.

На табло зажглись слова «Пристегнуть ремни. Не курить», и они пошли на посадку в вашингтонском аэропорту.

Итак, он постарался избавиться от мыслей о предстоящей встрече с Директором, но зато нахлынули воспоминания о Лорин. Он видел ее танцующей: одна нога парит высоко над головой, она медленно-медленно вращается, в волосах сверкает солнце, но в глазах, зеленых, как море, стоят слезы.

А его квартира, такая теперь опустевшая, чужая! Потому что Лорин там больше нет.

И вновь его пронзило острое чувство вины: Бобби!

Их «боинг» приземлился, двигатели заглохли. Пассажиры стоя в проходе, доставали с полок портфели и сумки.

Перед тем, как выйти из аэропорта, Трейси удостоверился, что весь его багаж будет доставлен на борт самолета, следующего в Гонконг, и взял с собой только сумку и несессер из свиной кожи, в которой отец упаковал все для него необходимое. Посторонние, включая таможенников, открыв несессер, обнаружили бы в нем лишь обычный набор путешественника: электрическую бритву, будильник, щетку для волос, расческу, три куска мыла «ойвори» и серебряные щипчики для ногтей. И ни один из этих предметов не использовался по своему прямому назначению.

Трейси вышел из аэропорта и сел в красно-белый автобус. Через десять минут он уже взял заранее заказанную машину — типичный для проката «форд-кордова», цвета «металлика». И вскоре влился в ноток машин внешнего городского кольца.

Он намеренно свернул на Вашингтон Мемориал Парквей. По левую руку от него остался Пентагон, а после этого движение стало не таким интенсивным — большинство машин сворачивало направо, на Арлингтонский мост, чтобы через него попасть в центр. Памятник Вашингтону горделиво высился в лучах закатного солнца.

Листва деревьев была пышной благодаря постоянно стоявшей здесь влажности и неусыпному попечению городских властей. Река сначала казалась синей, а когда наступили сумерки — черной, в ней играли золотые городские огни.

«Ше Франсуа» был обычным загородным рестораном. Директор уже поджидал Трейси.

Директор всегда казался Трейси ошибкой природы: его слишком крупная челюсть, мощная шея, огромное тело принадлежали не современному «хомо сапиенс», а человеку доисторическому. Что же касается мозгов, тот тут дело обстояло совсем иначе: Трейси не раз бывал свидетелем того, что Директору удавалось продумать на несколько шагов дальше, чем всем остальным представителям его профессии.

— Садись, — сказал Директор. Он лишь немного постарел по сравнению с тем, как Трейси видел его в последний раз. — Я заказал тебе «Гленливет» со льдом, хотя твой вкус я никогда не одобрял. Этот виски лучше пить неразбавленным — лед убивает особый привкус дыма.