Питер Бенчли - Тварь

Вообще-то она не из тех, кто пасует перед трудностями. Она умоляла, чтобы ее взяли в это путешествие, и она решила выполнять свою долю работы, включая и вахты. Она знала, что братья возражали против ее участия в гонках, и, если бы мать не усадила перед собой отца и не поговорила с ним по душам о справедливости, равенстве и обо всем остальном в том же духе, Кэтрин осталась бы дома в Фар-Хиллз и обучала бы игре в теннис десятилетних детей. Она обязана ради матери и ради самой себя доказать, что она — приобретение, а не обуза.

Но она просто не могла дождаться, когда это путешествие окончится, когда она доберется до Бермуд и проведет там пару дней, валяясь на пляже и разъезжая на мотоцикле, в то время как отец и все остальные будут рассуждать о плавании под парусами за выпивкой в яхт-клубе — нет, в «Ялик-клубе», как они его называют. Остроумно.

Затем она отправится на самолете домой. Так было условлено. Слава богу.

Кэтрин не могла постигнуть тайну загадочного обаяния плавания под парусами на крупных судах, хотя и изображала энтузиазм и пыталась изо всех сил осмыслить непонятные термины вроде «шкотовый угол паруса» или «идти в бакштаг».

Ей нравилось ходить под парусом на небольшой лодке у берега. Было приятно провести пару часов на воде, устраивая гонки с друзьями, изображая дикарей, а иногда даже переворачиваться вместе с лодкой, — но затем возвращаться домой к горячему душу, нормальной пище и долгому ночному сну.

Но это... Это было марафоном скуки, неудобства и переутомления. Никто не спал больше четырех или пяти часов в сутки. Никто не мылся. Кэтрин как-то попыталась принять душ, но дважды упала и разбила голову о мыльницу, поэтому примирилась с обтиранием тех частей тела, до которых могла достать, и тогда, когда имела возможность сделать это. Все было пропитано влагой. Все пахло солью и плесенью. Все помещения под палубами испускали такой запах, как гигантские промокшие резиновые спортивные туфли. Чтобы воспользоваться туалетом, нужно было иметь диплом о техническом образовании. Оба туалета засорялись по крайней мере раз в день, и неизбежно вина за это ложилась на Кэтрин и еще одну женщину на борту — заносчивую подругу Дэйвида, Эван, как будто девушки каким-то образом вступали в заговор против морской канализации. Кэтрин была назначена «помощником главного повара и мойщиком бутылок», что обернулось неудачной шуткой, потому что как можно приготовить что-либо приличное, когда все судно постоянно наклонено под таким углом, что с трудом можно сохранять равновесие. Все, что могла сделать девушка, это иметь наготове днем и ночью горячий кофе, бульон и все необходимое для сандвичей тем, кто желал перекусить.

Она бы примирилась со всеми этими неприятностями, если бы они компенсировались чем-нибудь приятным, но, насколько она могла заметить, гонки в океане — по крайней мере, в хорошую погоду — состояли из долгих разговоров, долгого сидения на месте и бешеной активности в течение получаса в день, когда ее вклад в общее дело сводился к тому, чтобы не путаться под ногами.

Кэтрин пришла к выводу, что все заключалось в мужском союзе, и, хотя она была довольна, что видела все своими глазами, впредь ей приятнее будет слушать и вежливо улыбаться рассказам ее братьев о героических делах в открытом море.

Ее руки и плечи уже не просто ныли, а вопили от боли, у нее не оставалось выбора — ей придется передать штурвал Тиму.

Но вдруг внезапно, как Божье благоволение, вахта закончилась. Ее отец и дядя Лу поднялись из люка, чтобы сменить ее и Тима, а два сына Лу прошли на бак, чтобы сменить Дейвида и Питера.

— Прекрасная работа, радость моя, — похвалил отец, проскользнув за штурвал. — Прямо по курсу.

— Ну и как, ты думаешь, идут наши дела? — спросил Тим.

— Трудно сказать. Думаю, что мы получили возможность сделать попытку претендовать на второе или третье место в нашем классе яхт. Радар показывает множество судов, но я не могу сказать, какие они.

Кэтрин отцепила свой страховочный трос от стального кольца и отправилась вниз. Она сняла спасательный жилет и бросила его на койку. Тим протиснулся мимо сестры, отправился в носовой кубрик и плюхнулся на одну из коек. Даже не снял ботинки. Ничего удивительного, что здесь стоял такой запах, как в гимнастическом зале.

Кэтрин решила выпить чашку бульона и немного почитать, пока не заснет. Больше делать было нечего.

Она слышат, как отец прокричал: «Готов к повороту». Над головой по фибергласу забарабанили шаги. Она схватилась за борт верхней койки, где Эван храпела, как мотопила, и приготовилась к перемене галса.

— Круто под ветер! — крикнул отец.

Судно выпрямилось и зависло на секунду, а затем, когда гик развернулся и парус с громким хлопком поймал ветер, оно накренилось налево. Раздался стук посуды в мойке — грязные чашки сдвинулись и повалились одна на другую.

Ей следовало вымыть чашки, это была ее обязанность. Но это была и обязанность Эван, а Эван не побеспокоилась. Она просто-напросто легла спать. Черт с ними, она помоет их позже. Кэтрин выполоскала одну чашку, налила в нее бульон и выпила его.

По пути к своей койке она остановилась и посмотрела на экран радара. Он сверкал, как зеленая видеоигра. Желтая линия двигалась по кругу, по часовой стрелке, вспыхивая золотыми точками, которые, как она знала, были другими судами. Вверху экрана находилось лохматое пятно.

«Привет, Бермуды, — подумала Кэтрин. — Оставьте мне немножко солнца. И может быть, в придачу красивого спасателя. Такого, который ненавидит парусные суда».

Она была довольна, что взглянула на экран. От этого она почувствовала себя менее одинокой.

Кэтрин легла на свою койку, включила небольшую лампу у себя над головой и взяла «Мумию» Энн Райс — книгу, которую мать Кэтрин выбрала для нее и которая была отличным спутником в путешествии, подобном этому: романтичная, страшная, достаточно длинная, чтобы ее хватило на несколько дней, и такая, которую легко можно начать читать и так же легко от нее оторваться, не забывая фабулу. Кэтрин нашла место, где остановилась. Рамзес вернул Клеопатру к жизни. Клеопатра развлекалась с каждым мужчиной, с которым знакомилась, а затем убивала его и...

Кэтрин потребовалось сходить в туалет. Она вздохнула, встала и пошла на корму, мимо навигационной карты. Открыла дверь в гальюн — вонь ударила в нос хуже, чем в общественных уборных на Пэнн-стейшн. Можно было бы даже и не смотреть, но Кэтрин все-таки заглянула: ну конечно, засорен. Она наступила на педаль для спуска воды и дернула один раз за рукоятку насоса, но раздавшийся звук — клокотанье, как при удушении, — удержал ее от повторной попытки.

Кэтрин отправилась на нос судна, в другой гальюн. На двери была прикреплена полоска бумаги со словами, написанными разметочным карандашом: «Не работает». Ничего себе.