Петер Демпф - Тайна Иеронима Босха

— Вы работаете в монастыре? — спросил Кайе.

— Не совсем так. Здесь, в покоях Третьего ордена 3, есть несколько терапевтических комнат и помещения персонала для ухода за пациентами средней степени тяжести. Полиция отдала патера на наше попечение: находясь под присмотром, он не представляет опасности для окружающих. Патер Берле находится на полном обеспечении и в условиях, очень приближенных к домашним.

Они прошли под огромным порталом. Грит Вандерверф предъявила сестре на входе официального вида документ, заполнила формуляр, дала Кайе расписаться и повела его по бесконечным коридорам и переходам в глубь монастыря. На их пути встречались санитарки в белых одеждах Ордена, здоровались и проскальзывали мимо с тележками с едой и медикаментами, и так продолжалось, пока они не добрались до цели.

Им открыла монахиня Третьего ордена. Кайе увидел щуплого человека, встающего с кушетки. Он был явно удивлен поздним визитом. Черные одежды патера контрастировали с белыми стенами комнаты. Только лицо и руки слабо светились в тон побелке, и даже волосы блестели какой-то желтоватой сединой, будто отполированные.

— Патер Иоганнес Берле, — произнесла Грит. — Доктор Кайе, реставратор и доктор искусствоведения, специализируется в области голландской живописи.

Патер Берле кивнул и протянул Кайе руку. Она была холодной и сухой.

— Наконец-то мужчина!

Кайе натянуто улыбнулся.

— Присядем, — предложила Грит и взяла раскладной стул, стоявший у стены.

Комната была обставлена по-спартански просто. Рядом с кушеткой маленький письменный стол, на нем бумага и огрызки карандашей. Перед столом табуретка, белая, как и все в этой комнате, напоминавшей келью. Справа у окна на стене книжная полка с одной-единственной книгой — Библией. Рядом с дверью открытый шкаф, зияющий пустотой. И надо всем этим, на высоте добрых трех метров, матовая трубка светильника без плафона.

В комнате было душно, стоял резкий запах дезинфицирующих средств. Патер Берле сидел на краю кушетки, поджав под себя ноги, и ждал, когда с ним заговорят. Взгляд его покрасневших глаз блуждал по комнате.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — спросила Грит, прервав молчание.

— Теперь хорошо, когда я, наконец, вижу в этих стенах мужчину. Решительно слишком много юбок. Слишком много.

— С вами плохо обращаются, патер Берле?

— Это как посмотреть. Даже мой врач — женщина! Вам нравится использовать мужчин, сеньора Вандерверф? Вот видите. Мой запрос о предоставлении врача-мужчины был отклонен!

Патер Берле шепелявил, будто его язык все время упирался в зубы. Кайе почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.

— Что ему здесь нужно? — спросил патер, кивнув в сторону Кайе. — Он должен меня допросить?

Грит Вандерверф покачала головой. Она наклонилась к Берле и попыталась коснуться его руки. Однако патер оказался проворнее и успел отдернуть руку.

— Он реставрирует поврежденную вами картину! К тому же вы хотели получить собеседника-мужчину.

Услышав это, Берле вскочил с кушетки.

— Поврежденную… поврежденную мной? Вы не имеете об этом никакого представления. Я уже тысячу раз говорил вам.

Он опустил голову и снова сел. Потом обратил взор к Кайе:

— Она подействовала? Скажите, жидкость подействовала?

Кайе испугался. Глаза Берле сверкали. Такими в старых фильмах показывали ученых-фанатиков, перешедших границу безумия.

— Картина почти не пострадала, если вы это имеете в виду, патер. Жидкость разъела лишь поверхность лака, не более. Однако химикат вызвал непонятную нам пока реакцию красок. Требуется время, чтобы разобраться во всем. Лак следует удалить и заменить, но картина и без того нуждалась в реставрации. В остальном полотно не повреждено. Я исследовал его с помощью своей методики, хотя вряд ли вы с ней знакомы.

Патер слушал Кайе с усмешкой, опустив голову. Затем резко повернулся к реставратору и с иронией в голосе осведомился:

— Вы полагаете, я не знаю, как разрушить картину? Вы так глупы или считаете таковым меня?

Кайе не обратил внимания на замечание. Но прежде чем ему удалось ответить, Берле продолжил нападение:

— Где вы работаете, господин Кайе? В старых мастерских музея неподалеку от парка Ретиро?

Кайе с нескрываемым удивлением посмотрел на него. Зачем патеру такие подробности?

— Это сейчас так важно? — бросила Грит.

— Меня больше интересует, почему вы вообще это сделали, — сказал Кайе.

— Патер Берле, может, вы расскажете господину Кайе то, чего не хотели рассказывать мне?

Берле снова встал и подошел вплотную к Кайе. Его лицо было так близко, что реставратор отодвинулся в сторону. Неожиданно он почувствовал у своего уха горячее дыхание.

— Помогите мне, пожалуйста. Иначе меня убьют.

Внезапно Берле снова сел и пристально смотрел на Кайе, пока тот не опустил глаза. Затем он спросил:

— А почему я должен все рассказать ему?

— Ваше вмешательство явно положило начало цепи неких событий, патер Берле. Обнажило что-то скрытое, — осторожно заметила Грит Вандерверф.

Патер вскочил, его лицо исказилось.

— Что вы обнаружили? Рассказывайте же! — набросился он на реставратора.

У Кайе закружилась голова. Воспаленные глаза патера, угрожающе сверкавшие в тусклом свете кельи, завораживали. Он ничего не расскажет ни сумасшедшему патеру, ни этой женщине. Он будет молчать о догадках Антонио де Небрихи. Слишком многие неожиданно заинтересовались картиной и ее тайнами.

Реставратор беспокойно теребил перочинный нож в кармане брюк, пока не заметил, что патер пристально наблюдает за ним.

В воцарившейся тишине слышалось дыхание трех человек. Сквозь решетку окна в комнату пробивались слабые солнечные лучи.

— Ну хорошо, храните свою тайну, сеньор Кайе. Пожалуй, мне следует начать первым и рассказать мою историю. Доверие за доверие. Хотя я не уверен, что в этих стенах… Ладно, оставим.

Берле посмотрел на Грит — та не шевелилась. Он говорил медленно и с сильным акцентом, так что Кайе было нелегко его понимать.

Реставратор наморщил лоб и задумался над тем, что хотел сказать ему священник. Возможно ли, что пастору что-то угрожает? Кайе плохо разбирался в методах испанской психиатрии и порядках в больницах при монастырях. Назойливый голос священника сбивал с мысли:

— …отвечал за отдел рукописей в библиотеке Саламанки и интересовался прежде всего процессами инквизиции. Моя задача заключалась, так сказать, в том, чтобы перепроверить определенные приговоры с точки зрения теологии. Во время поисков документов я наткнулся на протоколы. Чрезвычайно поучительные. Речь шла о какой-то рукописи. Я искал ее долгие годы и, наконец, нашел в документах из Кельна. Они были в полном беспорядке, лежали в запыленных ящиках. И, к сожалению, многого недоставало. Рукописи датировались 1511 годом, были созданы в подземельях Святой Инквизиции в Брабанте, родине Босха, в Хертогенбосе. Автором являлся мужчина по имени Петрониус Орис — псевдоним художника, как было принято в те времена. Его настоящее имя осталось невыясненным. Орису велели изложить свою историю для Святой Инквизиции. Я прочитал ее…