Андрей Воронин - Над законом

Еще находясь на даче, Сорокин получил сообщение о том, что вохровец, дежуривший на проходной в ночь убийства Сивцова, попал под машину и от полученных травм скончался на месте. Водителя сбившего его автомобиля найти не удалось.

В общем, дело можно было считать закрытым, и оно было закрыто. Через месяц майор госбезопасности Круглов был освобожден из-под стражи ввиду отсутствия состава преступления.

Полковник Сорокин получил устный выговор от начальства, что являлось, пожалуй, наименьшим из зол, которых можно было ожидать от 'вонючки', и стал все чаще поговаривать об уходе на пенсию.

Лейтенанта же Лямина похоронили на одном из новых, неуютных и голых кладбищ, и его родителям пришлось надолго влезть в долги, чтобы оплатить установку на могиле скромного памятника.

– Все это чепуха, друг Андрюша, – легкомысленно сказал Илларион Забродов, откидываясь на спинку легкого пластмассового стула и складывая губы дудочкой, словно собирался засвистеть. – Ну на что, скажи на милость, мне сдалась твоя Корсика? Что я, моря не видел?

– Ну, там не только море, – возразил ему Мещеряков, тоже откидываясь на спинку стула и тут же снова садясь прямо. Стул оказался на удивление неудобным, и оставалось только позавидовать Забродову, который, подобно кошке, мог чувствовать себя вполне комфортно в таких позах. – Там живописнейшие горы, солнце...

Забродов посмотрел на него так, как смотрят любящие родители на несмышленыша, только что сделавшего лужу посреди нового ковра.

– Знаешь, – сказал он негромко, – уж чего-чего, а гор и солнца я насмотрелся на три жизни вперед. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Полковник ГРУ Мещеряков ощутил легкий укол проснувшейся совести. Все-таки это был Илларион Забродов, его старинный друг и бывший подчиненный, человек, не так давно по праву носивший прозвище Ас.

'Это много стоит', – подумал полковник, когда такое прозвище тебе дают не просто товарищи по оружию, а профессионалы высшей пробы.

– Опять ты выпендриваешься, Забродов, – сказал он, – вертишь носом, как особа королевской крови. В Москве ему надоело, на Корсике ему делать нечего. На Магадан поезжай, курортник. Делать мне больше нечего – сидеть тут и выбирать, куда бы тебе съездить на лето!

– Тихо, тихо, весь народ распугаешь, – сказал Забродов. – Ну, чего ты взъелся? На Корсику так на Корсику, только не кричи. Слушай, – осененный идеей, подхватился он, – а поехали на пару? Ты, да я, да мы с тобой.., посидим, вина попьем.., там ведь, насколько мне известно, оно чуть ли не дешевле воды...

– Нет, брат, извини, – качнул головой полковник. – Это ты у нас птица вольная, а я на службе.

Он с тоской покосился на распахнутую дверь кафе, сквозь которую в помещение волнами вплывал удушливый зной раскаленного асфальта пополам с вонью и ревом сотен автомобильных двигателей. Прямо напротив двери, медленно, но верно превращаясь в духовку на колесах, жарилась под отвесными лучами солнца черная полковничья 'Волга'. Не вынесший пытки жарой водитель малодушно покинул свой пост и теперь маялся на скамеечке поодаль, в тени лип, беседуя о чем-то с благообразной старушенцией весьма интеллигентного вида. Она курила 'Беломор' длинными неторопливыми затяжками. Полковник протяжно вздохнул.

– Вздыхаешь, – ворчливо сказал ему Забродов. – Служба у тебя... Тогда придется Корсике без меня поскучать. Там же поговорить не с кем! Одни сплошные новые русские, и еще эти.., как их.., поп-звезды.

– Тоже верно, – снова вздохнув, сказал Мещеряков и рассеянно погрузил кончик своей сигареты в остатки кофе, плескавшиеся на дне чашки.

Раздалось короткое шипение.

– Фи, полковник, – сморщив нос, сказал Илларион, – что за манеры?

– Знаю одно местечко, – оживляясь, сказал Мещеряков, пропустив мимо ушей последнее замечание Забродова. – Ни гор, ни моря, зато уж разговоров!..

– Это тюрьма, что ли? – с подозрением спросил Илларион.

– Тьфу на тебя, – в сердцах плюнул полковник, – ну что ты за человек!

– Ах, не тюрьма, – с деланным облегчением взялся за сердце Забродов. – Тогда, может быть, Дума?

– У меня обед кончается, – сказал Мещеряков. – Мне говорить дальше, или ты будешь развлекаться словоблудием в одиночестве?

– Не буду развлекаться словоблудием, – покаянно свесил голову Илларион, – говори, о кладезь премудрости! Глаголом жги мое сердце.

Мещеряков немного подышал через нос, чтобы успокоиться. Подумать было страшно – провести с Забродовым месяц в одной комнате, хотя бы даже и на курорте. Особенно на курорте. Поговорив с бывшим подчиненным час, полковник начинал ощущать симптомы раздвоения личности.

– Так вот, – медленно сказал он, проверяя, как звучит голос. Голос звучал нормально. – Есть у меня один знакомый мужичок. Обожает выпить и почесать язык. Такие истории рассказывает – заслушаешься!

– Ну, таких я и сам знаю сколько угодно, – заметил Илларион.

– Таких ты не знаешь, – отмахнулся от него полковник. – Потому что работает он егерем в медвежьем углу. Псковская область, граница с Латвией, леса, озера, болота... И до цивилизации, между прочим, полчаса езды на машине.

– Комары, самогон, погранзона... – задумчиво продолжил перечисление Илларион. – А в цивилизацию пускают при наличии визы в паспорте.

– Рыбалка, – сказал Мещеряков. – Охота.

– Какая охота, – отмахнулся Илларион, – у меня и ружья-то нету. С револьвером, что ли, охотиться?

– Ружье я тебе мог бы и одолжить, – сказал Мещеряков. – При условии, что ты мне его вернешь.

– С патронами, – уточнил Илларион.

– С патронами, – вздохнул полковник.

– А ведь, пожалуй, годится, – сказал Илларион.

– Ну слава тебе, господи!

– А что я буду должен твоему егерю за гостеприимство?

– Пол-ящика водки, пачек десять питерского 'Беломора' – и вы друзья по гроб жизни. Ему ведь там тоже скучно.

– И то верно. Ну, полковник, ну, удружил! С меня бутылка.

– Лосиный окорок с тебя, а не бутылка, – проворчал Мещеряков, убирая в карман сигареты и оглядываясь в поисках официанта. – Бутылка... Нашел алкаша. Впрочем, и бутылка тоже.

– Узнаю разведчика! – рассмеялся Илларион. – Договорились. Так, может, прямо сейчас и дернем? По маленькой, а?

– Изыди, сатана, – сказал Мещеряков. – У меня через час совещание.

– Так доставь подчиненным удовольствие, – с серьезным видом посоветовал Забродов. – Знаю я эти твои совещания, скука же смертная. А так, глядишь, народ повеселится.

– Генерал Федотов повеселится, – сказал Мещеряков, – совещание-то у него.

– Тогда, конечно, выпивка отменяется, – нахмурился Забродов и вдруг заговорил голосом генерала Федотова:

– Мне кажется, вы несколько забылись, то-ва-рищ полковник! Даю вам три минуты на то, чтобы привести себя в надлежащий вид!