Джон Гришем - Последний присяжный

Машина «скорой помощи» безо всякой спешки увезла тело Дэнни Пэджита. Вынести труп Хенка Хатена из здания оказалось труднее, но в конце концов его удалось спустить по лестнице и, завернутого с головы до ног в белую простыню, положить на носилки.

Я отправился в редакцию, где, ожидая меня, Маргарет и Уайли пили кофе. Мы были слишком потрясены, чтобы вести осмысленный разговор. Казалось, весь город потерял дар речи.

Немного придя в себя, я сделал несколько звонков, нашел того, кто был мне нужен, и около полудня покинул редакцию. Проезжая по площади, я увидел, как мистер Декс Пратт, владелец стекольной мастерской — он еженедельно давал в «Таймс» рекламу ее услуг — остекляет окна и двери в конторе Люсьена. Я не сомневался, что сам Люсьен сидит дома на веранде, откуда виден купол здания суда, и накачивается виски.

До Уайтфилда было три часа езды на юг от Клэнтона. Я не был уверен, что смогу туда добраться, потому что меня все время тянуло повернуть направо, взять курс на запад, пересечь реку и к заходу солнца оказаться где-нибудь в глубине штата Техас. Или свернуть налево, направиться на восток и найти какую-нибудь работающую допоздна забегаловку поближе к Атланте.

Какое безумие! Как могло случиться, что на такой тихий маленький городок, как Клэнтон, обрушился подобный кошмар? Я мечтал поскорее убраться оттуда.

Так и не успев оправиться от шока, я подъехал к Джексону.

Психиатрическая клиника располагалась в двадцати милях к востоку от Джексона, на автомагистрали, соединявшей два штата. Я пробился через пост охраны, козыряя именем врача, которое удалось выяснить в результате телефонных переговоров.

Доктор Веро оказался очень занят, так что мне пришлось около часа листать журналы в приемной. И лишь после того, как я заверил девушку-администратора, что не уйду из клиники и, буде понадобится, поеду за доктором к нему домой, тот выкроил несколько минут для разговора со мной.

У Веро были длинные волосы и борода с проседью. Акцент явно выдавал жителя северной части Среднего Запада. Судя по двум дипломам, висевшим на стене захламленного кабинета, он учился в Северо-западном университете и Университете Джонса Хопкинса, хотя подробнее разобрать тексты дипломов в сумерках возможности не представлялось.

Я рассказал ему, что произошло утром в Клэнтоне, после чего он заявил:

— Я не имею права давать информацию о мистере Хатене. Как вам уже объяснили по телефону, мы обязаны хранить врачебную тайну.

— Были обязаны, больше не обязаны.

— Это не зависит от факта смерти больного, мистер Трейнор. Тайна остается тайной, и, боюсь, я не смогу обсуждать с вами этого пациента.

Я достаточно долго общался с Гарри Рексом, чтобы знать, что ответ «нет» никогда нельзя принимать как окончательный, поэтому пустился в подробный рассказ о деле Пэджита: начал с девятилетней давности суда над ним и закончил условно-досрочным освобождением, красочно описав жуткую панику, последние месяцы царившую в городе. Я поведал психиатру о том, что однажды воскресным вечером видел Хенка Хатена в Независимой церкви Калико-Ридж и что, как мне показалось, никто из прихожан понятия не имел о событиях последних лет его жизни.

Я был убежден: город имеет право знать, что заставило его сорваться. Насколько этот человек был болен? Почему его выписали? Существовало множество вопросов, и пока «мы» не узнаем правды, «мы» не сможем преодолеть, пережить этот трагический для города эпизод. Я поймал себя на том, что вполне профессионально «выжимаю» информацию. И лед наконец тронулся.

— Что из мной сказанного вы собираетесь опубликовать? — спросил он.

— Лишь то, что вы сами разрешите. Если что-то не для печати, просто скажите.

— Давайте пройдемся.

Прихватив кофе в картонных стаканчиках, мы уселись на бетонной скамейке в тенистом больничном дворике.

— Вот то, что вы можете напечатать, — начал Веро. — Мистера Хатена привезли сюда в январе 1971 года. С диагнозом «шизофрения» он был помещен в клинику, прошел курс лечения и в октябре 1976 года выписан.

— Кто поставил диагноз? — спросил я.

— А это уже не для печати. Согласны?

— Согласен.

— Это строго конфиденциально, мистер Трейнор. Вы должны дать мне слово.

Я отложил ручку, блокнот и сказал:

— Клянусь на Библии: то, что вы мне сейчас расскажете, опубликовано не будет.

Веро долго колебался, не спеша глотал кофе, в какой-то момент мне даже показалось, что он вот-вот замкнется и попросит меня уехать. Но, немного расслабившись, доктор продолжил:

— Я лечил мистера Хатена с самого начала. Шизофрения была у него в роду. Его мать, а вероятно, и бабка страдали шизофренией. Это заболевание довольно часто передается по наследству. Еще во время учебы в колледже он время от времени лежал в стационаре, но, заметьте, сумел получить диплом. В середине шестидесятых, после второго развода, он переехал в Клэнтон, чтобы начать жизнь сначала. Но последовал еще один развод. Он обожал женщин, однако никогда не мог сохранить семью. В Роду Кассело он был очень влюблен и неоднократно просил ее выйти за него замуж. Думаю, этой молодой даме он немного надоел. Ее убийство оказалось страшной травмой для его психики. А когда присяжные отказались вынести смертный приговор ее убийце, он, я бы сказал, перешел грань.

— Спасибо за столь деликатное выражение, — сказал я, припомнив диагноз, которым припечатал Хенка в свое время город: «законченный кретин».

— Он слышал голоса, — продолжил свое повествование Веро, — главным образом голос мисс Кассело. Двое ее маленьких детей тоже «разговаривали» с ним. Дети умоляли его защитить их и спасти их мать, описывали кошмар, свидетелями которого оказались: как их мать насиловали и убивали в ее собственной постели. Они винили мистера Хатена за то, что он не пришел ей на помощь. Ее убийца, мистер Пэджит, своими насмешками тоже донимал его из тюрьмы, причиняя невыносимые муки. Много раз я наблюдал в смотровое окошко, как он у себя в палате кричал на мистера Пэджита.

— А присяжных он не упоминал?

— Как же, как же! Очень часто. Он знал, что трое — мистер Фаргарсон, мистер Тиле и миссис Рут — отказались подписать смертный приговор, и по ночам, бывало, выкрикивал их имена.

— Странно. Ведь присяжные поклялись не разглашать тайну совещательной комнаты. Горожане узнали эти имена всего месяц назад.

— Видите ли, он ведь был помощником обвинителя на том процессе.

— Да, был. — Я живо припомнил Хенка Хатена, то, как он сидел рядом с Эрни Гэддисом, не раскрывая рта, и выглядел усталым и совершенно безучастным. — Он говорил что-нибудь о мести?

Веро отпил кофе и помолчал, видимо, решая, стоит ли отвечать на мой вопрос, потом сказал: