Джон Гришем - Адвокат

– Вы принесли досье? – повернулся он ко мне.

– Да, сэр.

– И готовы вернуть его?

– Да, сэр.

Мордехай раскрыл потрепанный кейс, извлек из него папку и передал в руки служителя, тот положил ее на стол перед судьей. Десять долгих минут судья листал документы.

– Собственность возвращается законному владельцу, мистер Джейкобс, – поднял наконец голову Де Орио. – В соседнем зале ждет рассмотрения заявленное вами уголовное дело. Я говорил о нем с судьей Киснером. Что вы намерены теперь предпринять?

– Если остальные вопросы будут улажены, сэр, мы снимем обвинения.

– Вы согласны, мистер Брок?

Еще как, черт побери!

– Да, ваша честь.

– В таком случае пойдем дальше. Фирма “Дрейк энд Суини” против Майкла Брока, жалоба о нарушении профессиональной этики. Мистер Джейкобс, посвятите нас в суть.

– Безусловно, ваша честь.

С юношеской гибкостью поднявшись с кресла, Артур довел до сведения присутствующих причины, побудившие фирму выступить против своего бывшего сотрудника. Говорил Артур без всяких личных выпадов и не употребил ни единого резкого слова. Необходимость выступать по этому вопросу, казалось, не доставляла ему никакого удовольствия.

Юрист старой школы, он боготворил моральные устои профессии и являлся образцом их соблюдения. Естественно, фирма да и сам он никогда не простят мне греха, но ведь мое несоответствие стандартам явилось точно таким же продуктом царящей в фирме атмосферы, как и действия Брэйдена Ченса.

В заключение Артур подчеркнул: поведение Брока не может остаться безнаказанным. Оно расценивается как вопиющее нарушение служебного долга. Конечно же, Майкл Брок – не закоренелый преступник, поэтому фирма с легкостью откажется от обвинения в краже со взломом. Однако он юрист, причем отличный, а значит, обязан отвечать за свои поступки. Жалоба на нарушение профессиональной этики при любых условиях остается в силе.

Доводы Артура были логично обоснованы и хорошо представлены. Они убедили меня.

– Мистер Брок, – обратился ко мне судья, – у вас есть что-нибудь в ответ?

Я не готовился к выступлению, однако поднялся и, глядя Артуру прямо в глаза, без всякого стеснения сказал то, что чувствовал:

* * *

– Мистер Джейкобс, я всегда уважал вас и уважаю сейчас. Я был не прав, взяв досье, и уже тысячу раз пожалел о содеянном. Мне нужна была закрытая информация для доброго дела, но знаю, это не оправдание. Прошу прощения у вас, фирмы и у компании “Ривер оукс”, вашего клиента.

Позже Мордехай сказал, будто смирение, прозвучавшее в моих словах, настолько согрело души присутствующих, что в зале заметно потеплело.

А потом Де Орио поступил по-настоящему мудро. Он обратился к будущим искам. Исключая Лонти Бертон и Девона Харди, в списке числилось пятнадцать человек.

– Если вы признаете свою ответственность, мистер Джейкобс, – молвил судья, – продолжим тему компенсации ущерба. Сколько вы готовы предложить остальным выселенным?

Пошептавшись с Рафтером и Маламудом, Артур ответил:

– Ваша честь, мы исходим из того, что на сегодняшний день эти люди не имеют крыши над головой в течение примерно месяца. Получив по пять тысяч долларов каждый, они смогут найти ее.

– Мало. Мистер Грин, вам слово.

– Слишком мало, – уточнил Мордехай. – Я смотрю на проблему глазами жюри. Те же ответчики, то же незаконное действие, тот же состав присяжных. Я легко получу по пятьдесят тысяч на человека.

– А на какую цифру вы согласитесь?

– Двадцать пять тысяч.

– Думаю, – Де Орио повернулся к Артуру, – вам стоит раскошелиться. Разумная сумма.

– Двадцать пять тысяч долларов каждому из пятнадцати? – Под нажимом обеих сторон невозмутимость Артура дала трещину.

– Совершенно верно.

Между представителями “Дрейк энд Суини” вспыхнула тихая, но ожесточенная дискуссия. Было ясно: этот вопрос фирма с адвокатами не обсуждала. Гэнтри взирал на происходящее с абсолютным равнодушием – не о его деньгах шла речь. Положение же моих бывших коллег осложняла “Ривер оукс”: если они не достигнут компромисса с нами, компания тоже предъявит им иск.

– Хорошо, мы заплатим по двадцать пять каждому, – с достоинством объявил Артур, и из сейфов “Дрейк энд Суини” улетучилось еще триста семьдесят пять тысяч.

Мудрость судьи заключалась в том, что ему удалось сломать лед, сделать ответчиков более покладистыми. Под начавшийся шорох банкнот можно будет все уладить.

В прошлом году за вычетом моей зарплаты и премий и с учетом накладных затрат я принес фирме около четырехсот тысяч долларов, которые благополучно поделили между собой компаньоны. А ведь в фирме работали восемьсот таких, как я.

– Джентльмены, перед нами стоят два вопроса. Первый – удовлетворение исковых требований. Второй – выбор дисциплинарных санкций по отношению к мистеру Броку. Проблемы представляются мне взаимосвязанными. Наша встреча подошла к такому моменту, когда я считаю целесообразным переговорить с каждой из сторон с глазу на глаз. Начнем с представителей истца. Мистер Грин, мистер Брок, прошу в мой кабинет.

Через боковую дверь мы прошли в отделанную прекрасными дубовыми панелями небольшую комнату. Судья снял торжественное облачение и попросил секретаршу принести чаю.

Когда она скрылась за дверью, Де Орио обратился к нам:

– Налицо определенный прогресс, джентльмены. Однако, мистер Брок, должен заметить, поданная на вас жалоба – дело серьезное. Вы понимаете – насколько?

– Думаю, да, ваша честь.

Судья хрустнул суставами пальцев и принялся мерить шагами кабинет.

– Лет семь, а может, восемь назад один юрист в округе выкинул подобный трюк. Уволился из фирмы, прихватив кипу разоблачительных материалов, которые таинственным образом оказались потом в другой конторе – той самой, что по невероятному стечению обстоятельств приняла его на хорошую должность. Имя вот только никак не могу вспомнить.

– Маковек. Брэд Маковек, – подсказал я.

– Вот-вот. Знаете, чем все кончилось?

– Его на два года лишили лицензии.

– На то же рассчитывают и они в вашем случае. – Последовал кивок в сторону зала.

– Это невозможно, судья, – вступился за меня Мордехай. – На два года мы никогда не согласимся.

– А на сколько же?

– Максимум на шесть месяцев, и без всякого торга. Слушайте, Де Орио, они перепуганы до смерти, вам это известно. Они в страхе, но мы-то – нет. Чего ради нам тогда мировая? Я предпочту разговаривать с присяжными.

– О присяжных забудьте. – Де Орио остановился и заглянул мне в глаза: – Вы согласны на шесть месяцев?

– Да. Но они должны заплатить.

– Сколько? – обратился судья к Мордехаю.

– Пять миллионов. От жюри я получу больше.

В задумчивости почесывая щеку, судья направился к окну.