Лорел Гамильтон - Смертельный танец

Спасибо, что ответил на мой вопрос.

Эдуард вежливо наклонил голову. Ричард у нас обоих набрал несколько очков, но я знала, что он питает иллюзии. Если Эдуард к нему расположен, Ричард может думать, что Эдуард его не убьет. Я знала Эдуарда лучше. Если потребует ситуация, он пристрелит кого угодно.

Допустим, ты прав, – сказала я. – Я поеду на свидание, и пусть киллер сделает ход. Что потом?

Потом мы его уберем.

Постойте, – перебил Ричард. – Вы ставите на то, что вы можете опередить профессионального убийцу и доберетесь до него раньше, чем он до Аниты.

Мы кивнули.

А если он окажется быстрее вас?

Эдуард посмотрел на Ричарда так, будто тот сказал, что солнце завтра не взойдет.

Эдуард будет быстрее, – сказала я.

И ты готова поручиться за это головой?

Я и ручаюсь за это головой, – ответила я.

Ричард чуть побледнел.

Да, так оно и есть. – Он кивнул. – Что я могу сделать, чтобы вам помочь?

Ты слышал, что говорил Эдуард, – сказала я. – Ты останешься здесь.

Ричард покачал головой.

Слышал, но в толпе даже супермену не помешает несколько лишних глаз и ушей. Стая поможет тебе прикрыть спину.

И ты спокойно подвергаешь их опасности?

Ты говорила, что готова рискнуть кем угодно, чтобы избавить от опасности меня. У меня чувство такое же.

Если они вызовутся добровольно, одно дело, но я не хочу, чтобы они шли по приказу. Телохранитель поневоле – плохой телохранитель.

Ричард рассмеялся:

До чего практично! А я на минутку подумал, что ты действительно тревожишься за моих волков.

Практичность сохраняет мне жизнь, Ричард, а сентиментальность на это не способна.

Несколько дополнительных наблюдателей развязали бы мне руки, – сказал Эдуард.

Я вытаращила глаза:

Ты доверишь монстрам прикрывать мне спину?

Монстры, – улыбнулся Эдуард, и довольно неприятно, – отличное пушечное мясо.

Они не пушечное мясо, – возразил Ричард.

Все мы – пушечное мясо, – сказал Эдуард. – В конечном счете.

Если бы я полагала, что подвергаю опасности посторонних, я бы не поехала в клуб, Ричард. Ты это знаешь.

Он посмотрел на меня, кивнул:

Знаю.

Эдуард как-то странно хмыкнул.

Хм, посторонних. – И покачал головой, улыбаясь. – Давай будем одеваться, – сказал он. – Я тебе принес несколько новых игрушек для сегодняшнего вечера.

Опасных игрушек? – спросила я.

А бывают другие?

Мы переглянулись, широко улыбаясь.

Вам это нравится! – сказал Ричард почти что тоном обвинителя.

Если бы нам это не нравилось, мы бы оба занимались чем-нибудь другим.

Анита не убивает за деньги, а ты – убиваешь.

На моих глазах лицо Эдуарда изменилось. Веселье исчезло с его лица, как исчезает за облаками солнце, и глаза стали безжалостными и пустыми.

Ты, влюбленный, думай что хочешь, но Анита могла бы выбрать себе другую работу, безвредную. Она этого не сделала – значит тому есть причина.

Она не такая, как ты.

Эдуард глянул на меня теми же пустыми глазами.

Ближе к этому, чем была раньше. – Голос был тихий, почти равнодушный, но у меня от него мурашки по коже побежали.

Глядя в эти глаза, я впервые за долгое время задумалась, чем же мне пришлось пожертвовать, чтобы научиться спускать курок. Тем же, чем пожертвовал в себе Эдуард, чтобы научиться так легко убивать? А может ли Ричард это сделать? Может ли он, когда на нем нет меха, убить кого-нибудь? Некоторые не могут, и ничего стыдного в этом нет. Но если Ричард отступит, он погиб. Не сегодня, не завтра, но обязательно погибнет, поскольку Маркус об этом позаботится. Ричард дважды победил Маркуса и не стал его убивать. Сомнительно, чтобы Маркус предоставил ему третий шанс. Они сегодня ночью взяли Стивена именно потому, что знали, как поступит Ричард. Не было бы меня с ним, он бы уже был мертв. А, блин!

Сейчас мне надо было всего лишь убить киллера до того, как он убьет меня. Поверить Ричарду, что он не даст Маркусу себя убить. Погодите-ка, еще что-то было... ах да, решить, собираюсь ли спать с Ричардом и если да, что это будет значить для Жан-Клода и для меня. Бывают дни, когда моя жизнь сложна даже для меня самой.

Найти парадную одежду, в которой можно спрятать пистолет, – это озвереть можно. Я даже не собиралась брать пистолет на свидание с Жан-Клодом, но это было еще до убийцы. Сейчас я не собиралась выходить без него. Знала бы я, что мне сегодня будет нужен пистолет, я бы надела вчера черное платьице, а брючный костюм поберегла бы до сегодня. Но кто мог знать? Кроме джинсов, я прихватила с собой только вышеупомянутое платье. Небольшое такое, черное, и на нем достаточно бретелек, чтобы позволить себе лифчик – если аккуратно. На всякий случай я купила черный лифчик, а то запихивать бретельки белого лифчика под черное платье – работа ювелирная. Жакет был из черного бархата, покроя болеро, до талии. Ворот и подол с черной бисерной оторочкой.

Сейчас жакет висел на дверной ручке шкафа Ричарда. Сам Ричард сидел на кровати с несчастным видом, глядя, как я наношу последние штрихи помадой. Я наклонилась вперед, разглядывая себя в зеркале. Юбка была достаточно короткой, чтобы я решила поддеть под нее черную комбинацию – не ради белья, а чтобы пустить поверх колготок, так что получался ансамбль. Ронни всегда говорила, что я всегда хоть раз за вечер слишком сильно наклонюсь, и она была права. Так что, если даже я забудусь, эта комбинашка закроет больше, чем почти любой купальный костюм. Сама я ни за что не купила бы себе такое короткое. Ронни на меня дурно повлияла. Но если бы она знала, что я надену это на свидание с Жан-Клодом, она выбрала бы что-нибудь другое. Жан-Клода она иначе не называла, как «клыкастый» или еще похуже. Ей нравился Ричард.

Красивое платье, – сказал Ричард.

Спасибо.

Я повертелась перед зеркалом, проверяя, как сидит юбка. Она была достаточно широкой, чтобы развеваться при повороте. Черные ножны на предплечьях вполне подходили к платью по цвету, а ножи вносили приятный серебряный блеск. И еще ножны на запястье почти закрывали шрамы – был виден только холмик рубцовой ткани на левом локтевом сгибе. Когда-то вампир разорвал мне руку, и тот же вампир перекусил ключицу. Меня эти шрамы не смущали, но всегда, когда я, бывало, куда-нибудь выберусь и наслаждаюсь жизнью, кто-нибудь да уставится и быстро отвернется, встретив мой взгляд. Не в том дело, что эти шрамы были такие уж уродливые. Но они говорили о страшной боли и чем-то необычном. Они говорили, что я бывала там, где мало кто бывал из живущих, и выжила. Так что ладно, пусть глазеют.

Черные ремни, держащие ножны нового ножа вдоль спины, чуть выступали над плечами, но больше поперек спины. Рукоять была скрыта под волосами, но я жакет снимать не собираюсь.