Роберт Уилсон - Глаз в пирамиде

— А где будешь ты? — спросил Джордж. Он был по-прежнему испуган, но его уже начало клонить в сон, и он решил, что вся эта ахинея оказала успокоительное воздействие на его нервы. Впрочем, лучше было не спать в камере, пока этот парень не уснул. Джордж не поверил ни в какие убийства, но вполне мог допустить, что человек, сидящий в тюрьме, вполне может оказаться гомосексуалистом.

Словно прочитав его мысли, сокамерник сказал:

— А как ты смотришь на то, чтобы лечь под знаменитого убийцу? Как тебе это предложение, а, красавчик?

— Нет, — сказал Джордж, — я не по этой части, ясно? Я этим не занимаюсь.

— Дерьмо собачье, — сказал убийца. Внезапно он выпрямился и соскользнул с койки. — Я трачу на тебя свое время. А ну-ка быстро сними штаны и нагнись. Ты это сделаешь, и мы это даже не обсуждаем. — Сжав кулаки, он шагнул к Джорджу.

— Надзиратель! Надзиратель! — заорал Джордж. Он схватился за дверную решетку и исступленно тряс ее.

Сосед залепил Джорджу пощечину. Следующий удар, в челюсть, отшвырнул Джорджа к стене.

— Надзиратель!. — кричал он, испытывая головокружение одновременно от травы и ужаса.

В конце коридора появился человек в синей форме. Он казался весьма далеким и совершенно равнодушным, как бог, которому наскучили его дети.

— Эй, что тут за визг, черт побери? — спросил он, держа руку на рукоятке револьвера. Его голос доносился словно откуда-то издалека.

Джордж открыл было рот, но сосед его опередил.

— Этот патлатый коммунистический наркоман не снимает штаны, когда я ему велю. Разве ты не должен следить за тем, чтобы я здесь был счастлив? — Он захныкал. — Заставь его делать, что я приказываю.

— Вы обязаны меня защитить, — пролепетал Джордж. — Вы должны увести меня из этой камеры.

Бог— надзиратель расхохотался.

— Эх, а ты знаешь, у нас ведь тут очень продвинутая тюрьма. Ты приехал сюда из Нью-Йорка и, наверное, считаешь, что мы здесь здорово отстали от жизни. Но это не так. У нас здесь нет полицейской жестокости. Так вот, если бы я вмешался в твои дела с Гарри Койном, возможно, мне пришлось бы применить силу, чтобы удержать его подальше от твоей юной задницы. Я знаю, ребята, вы считаете, что всех копов надо ликвидировать. Так вот, в этой конкретной ситуации я самоликвидируюсь. Более того, я знаю, ребята, что вы верите в сексуальную свободу — и я тоже! Поэтому Гарри Койн получит свою сексуальную свободу без вмешательства и жестокости с моей стороны. — Его голос был отдаленным и бесстрастным, почти призрачным.

— Нет, — сказал Джордж.

Охранник вытащил пистолет.

— Слушай меня, сынок. Сейчас ты снимешь штаны и нагнешься. И подставишь задницу Гарри Койну. Без вариантов. А я прослежу, чтобы ты сделал все, как надо. Иначе тебе не придется сидеть сорок лет. Я тебя пристрелю, прямо здесь и сейчас. Я всажу в тебя пулю и скажу, что ты оказывал сопротивление тюремному режиму. А теперь соберись с мыслями и подумай, что лучше. Я и вправду тебя убью, если ты не будешь делать то, что он тебе скажет. Это не шутка. Тебя нам не жалко, а он еще пригодится. Он очень нужный нам человек, и я должен заботиться о том, чтобы ему было хорошо.

— А я тебе в любом случае вдую, живому или мертвому, — сумасшедший Койн хихикал, словно злой дух. — Тебе все равно от меня не уйти, парень.

В конце коридора загремела дверь, и к камере прошагал шериф Джим Картрайт с двумя полицейскими в синей форме.

— Что здесь происходит? — сказал шериф.

— Я поймал этого извращенца Джорджа Дорна на том, что он пытался изнасиловать Гарри, — ответил охранник. — Пришлось вытащить пистолет, чтобы его остановить.

Джордж покачал головой.

— Ну вы, ребята, даете! Невероятно. Если вы разыгрываете этот маленький спектакль для меня, можете заканчивать. Вы меня не обманете, как не обманете самих себя.

— Дорн, — произнес шериф, — ты пытался совершить в моей тюрьме противоестественный акт, запрещенный святой Библией и законами нашего штата. Мне это не нравится. Мне это совсем не нравится. Тебе придется выйти. Я вынужден тебя образумить. Ты пойдешь со мной в камеру для допросов, и там мы немного побеседуем.

Шериф открыл дверь в камеру и жестом приказал Джорджу выйти. Затем повернулся к сопровождавшим его полицейским. — Оставайтесь здесь и решите другой вопрос. — Он сделал странное ударение на последних словах.

Джордж и шериф миновали длинную цепь коридоров и запертых дверей и наконец вошли в камеру для допросов, стены которой были обиты чеканными листами жести, окрашенными в бутылочный зеленый цвет. Шериф велел Джорджу сесть на один стул, а сам уселся напротив верхом на второй.

— Ты плохо влияешь на моих заключенных, — сказал он. — Я так и знал, что ты устроишь что-то подобное. Я не хочу, чтобы ты растлевал заключенных в моей тюрьме, моей или чьей-нибудь еще, целых сорок лет.

— Шериф, — упавшим голосом спросил Джордж, — чего вы от меня хотите? Вы поймали меня с дурью. Чего вам еще нужно? Зачем вы бросили меня в камеру к этому придурку? К чему все эти запугивания, угрозы и допросы?

— Я хочу кое-что узнать, — произнес шериф. — Я хочу выяснить все, что ты мне можешь рассказать по некоторым вопросам. И советую с этого момента говорить только правду. Если не будешь врать, возможно, в будущем это немного облегчит твою участь.

— Хорошо, шериф, — сказал Джордж.

Картрайт прищурился. «Он и вправду похож на свинью, — думает Джордж. — Как и большинство полицейских. Почему многие из них становятся такими жирными, с такими маленькими глазками?»

— Договорились, — сказал шериф. — С какой целью ты приехал к нам из Нью-Йорка?

— Я приехал с заданием от «Конфронтэйшн», журнала, который...

— Знаю, знаю. Мерзкий журнальчик, коммунистический. Я его читал.

— Это слишком жесткая характеристика. Я бы сказал точнее: это журнал левой ориентации, защищающий свободомыслие.

— Пули в моем пистолете тоже жесткие, малыш. Так что давай говорить начистоту. Расскажи мне, что ты здесь собрался вынюхивать?

— Ладно. Вам это должно быть так же интересно, как и мне, если вас действительно заботит закон и порядок. Больше десяти лет по стране ходят слухи о том, что все главные политические убийства в Америке — от Малькольма Икса, братьев Кеннеди, Медгара Эверса и Мартина Лютера Кинга до, возможно, Никсона и даже Джорджа Линкольна Рокуэлла — работа особой законспирированной правой преступной организации и что штаб-квартира этой организации находится здесь, в Мэд-Доге. Я сюда приехал, чтобы попытаться что-нибудь выяснить об этой группе.

— Так я и думал, — сказал шериф. — Ах ты бедный, несчастный кусок дерьма. Ты приехал сюда со своими длинными патлами в надежде что-то разнюхать о правой организации. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что ты не встретился ни с кем из наших настоящих правых вроде «Божьей молнии», например. Сейчас они бы тебя уже замучили до смерти, малыш. Ты и вправду болван. Ладно, я понял, на тебя больше не стоит терять времени. Пошли, я отведу тебя обратно в камеру. Привыкай любоваться луной через решетку.