Скотт Туроу - Личный ущерб

В первые дни мы навещали Джима довольно часто, а теперь, в январе, примерно раз в неделю. На оперативном языке агенты, работающие в офисе, назывались внутренними, в отличие от нас, внешних. Мы появлялись в заранее оговоренные промежутки времени, вооруженные для прикрытия дипломатами и конвертами. Попадая в приемную со стенами, обшитыми дубовыми панелями, я чувствовал себя участником телевизионной постановки. До тех пор, пока дверь конференц-зала не запиралась, каждый играл свою роль. В офисе царила убедительная атмосфера деловой активности. Надрывались телефоны, гудели принтеры, туда-сюда сновали служащие. В то, чем каждый из них занимался в действительности, меня не посвящали, но в одну из встреч в ранний период дверь шкафа во всю стену в конференц-зале осталась приоткрытой, и я разглядел там большой набор электронного оборудования: мигающие цветные лампочки, цифровые дисплеи.

Что касается небезызвестной Ивон Миллер, то она быстро откликнулась на объявление, помещенное в начале января в «Юридическом бюллетене» о приглашении на работу в фирму «Фивор и Диннерштайн» юридического работника без диплома. С ней беседовали Мортон, Робби и старший менеджер Эйлин Рубен. Она пришла на интервью в аккуратном голубом костюме, белой блузке с оборками и очень идущем костюму довольно дорогом жемчужном ожерелье, которое, наверное, после окончания колледжа надевала не более четырех раз. Очкам Ивон предпочла контактные линзы и по настоянию Сеннетта сделала яркую модную прическу в салоне Элизабет Арден [8]на Мичиган-авеню в Чикаго, куда летала за счет ФБР. Там ее сделали яркой блондинкой.

Когда Ивон Миллер впервые вышла на работу, Робби совершил с ней краткую экскурсию по офису. Показал расположение комнат, представил служащим, не переставая бахвалиться богатой обстановкой. Яркие современные картины, скульптуры, массивные часы, стены, обитые шелковыми обоями цвета персика. В конференц-зале стоял длиннющий стол — такие Ивон видела только в музеях, — этакий овальный монолит, окруженный креслами, созданными по эскизам модного итальянского дизайнера. В полированной поверхности стола отражался свет, косо падающий из широких окон тридцать пятого этажа «Лесюэр». Фивор называл эту комнату дворцом.

— Видите, мы намазываем масло толстым слоем, — сказал он. — Для камуфляжа. Понимаете, что я имею в виду?

Ивон Миллер не понимала.

— Свою первую работу в качестве адвоката я получил у Питера Нойкрисса. Вы, конечно, слышали о нем. Нет? Как же так? О Питере слышали все. В газетах его называли «Спец по катастрофам». Тогда можно было просто сказать «Питер», и все, этого было достаточно. Каждый понимал, о ком идет речь. А мы? Кто мы такие? Фивор и Диннерштайн. Приходящих сюда клиентов, людей маленьких, арендующих жилье в многоквартирных домах с коридорной системой или бунгало, а также надменных докторов, являющихся для объяснений, их всех интересовало только одно: преуспеваем мы или нет, умеем ли выигрывать дела. И это нужно было показать. Ездить в «мерседесе», носить дорогую модную одежду, а ваш офис должен выглядеть так, словно в любую секунду в дверь войдет Робин Лич [9]. Когда мы только начинали, я сказал Мортоку: «Давай думать, как нам здесь устроить Голливуд».

«Вот именно, Голливуд», — подумала Ивон. Фивор напомнил ей бесцеремонных нахальных типов, которые появились у них в городе, когда она еще училась в младших классах. В тот период в горах неподалеку возникли два лыжных курорта, обезобразившие окрестности, как два угря на чистом лице. Это были разговорчивые мужчины, большей частью темноволосые, самовлюбленные дельцы вроде Фивора с манерами первого парня в округе. Ивон они казались слизняками, и она чуть ли не удивлялась, не оставляют ли они после себя жирные борозды. Теперь-то она уже опытная, как-никак, десять лет проработала специальным агентом и навидалась разного. Сначала в Бостоне пришлось работать с наркоманами, а это, все знали, хуже некуда. «А здесь что, — говорила Ивон себе, — здесь ничего. Только следить, чтобы он делал свое дело без всяких финтов. А так — плевать на этого мерзавца. Пусть у него будет хоть стригущий лишай. Мне-то что. Лишь бы операция проходила нормально».

Они вошли в кабинет Фивора. Его секретарша Бонита, симпатичная гладкокожая латиноамериканка с копной волос, подвергнутых всевозможным разрушительным косметическим экспериментам, и соответствующим макияжем, поздоровалась. Фивор принялся энергично разъяснять Ивон обязанности помощницы. Она будет заниматься свидетелями, выписывать предписания для явки в суд и на дознания, отвечать за регистрацию и хранение судебных документов, а также встречаться с клиентами для сбора информации по делу.

— И вот еще что, — продолжил Фивор, — с этого момента чтение почты я перекладываю на вас с Бонитой. Пятнадцать лет мучений, разве этого недостаточно? Теперь, когда мне исполнилось сорок, я вдруг понял: жизнь слишком коротка. В мире существуют лишь два непреложных закона: всемирного тяготения и того, что в моей почте всегда содержатся только плохие известия. Я серьезно. Во-первых, разнообразные ходатайства. Вот уж что постоянно отравляет существование. Ответчик нанимает адвокатов с почасовой оплатой. А эти умельцы ради денежек стряпают одно ходатайство за другим. Просто так, чтобы пудрить мозги, поскольку шансов на удовлетворение нет никаких. Ходатайство об отказе в иске. Ходатайство о вынесении судебного решения в суммарном порядке. Ходатайство о пересмотре предыдущего ходатайства. Ходатайство об объявлении Пуэрто-Рико очередным штатом. Можете не верить, но это так. А мы вынуждены нести дополнительные расходы. Ведь нам никто не платит, чтобы отвечать на весь этот дрек [10]. Допустим, я выиграю десять ходатайств, но проиграю одиннадцатое — все равно дело летит в трубу.

Фивор описывал ужасы, с какими Ивон может столкнуться каждое утро, разбирая почту. Письма от клиентов, которых соблазнили другие адвокаты, а потом бросили, часто после нескольких лет работы; извещения о возбуждении встречных исков, инспирированных страховыми фирмами. И, разумеется, никаких чеков там никогда не будет.

— Только плохое, — заключил он.

Все это время Бонита молча, понимающе улыбалась, а затем шеф отпустил ее. Она закрыла за собой дверь, и все шумы офиса — голоса, телефонные звонки, гудение копировальной аппаратуры и факсов — стихли. Ивон и Робби остались одни. Кабинет у него был просторный. Кожаный диван, письменный стол, столики в современном стиле из дерева и стекла. Пол покрывал огромнейший бухарский ковер цвета красного вина. Ивон стояла в центре этого ковра.

Робби фамильярно вздернул подбородок в ее сторону и тихо произнес: