Томас Харрис - Ганибалл

Пацци словно застыл внутри, так всегда с ним бывало на опасных операциях, обнял Ньокко рукой, повернул его спиной к толпе и держал, пока кровь лилась сквозь прутья ворот, а потом опустил и положил боком на землю.

Пацци достал из кармана сотовый телефон и произнес несколько слов в микрофон, словно вызывая «скорую помощь», но телефон не включил. Потом расстегнул плащ и распахнул его, словно ястреб, взгромоздившийся на добычу. Позади него продолжала течь равнодушная толпа. Пацци забрал наконец у Ньокко браслет и положил его в заранее приготовленную коробку. Забрал у Ньокко и сотовый телефон и сунул себе в карман.

У Ньокко чуть шевельнулись губы:

– Мадонна, che freddo…

Могучим усилием воли взяв себя в руки, Пацци оторвал слабеющие ладони Ньокко от раны, сжал их, словно утешая раненого, и дал ему истечь кровью. Убедившись, что Ньокко мертв, Пацци оставил его лежать возле ворот, голова на локте, будто он спит, а сам смешался с толпой.

Добравшись до маленькой пьяццы, он уставился на пустое место на стоянке, где дождь уже начал заливать камни мостовой, оставшиеся сухими после «ягуара» доктора Лектера.

Да, доктора Лектера! Пацци теперь был совершенно уверен, что этот человек вовсе не доктор Фелл. Это доктор Ганнибал Лектер.

Достаточные для Мэйсона доказательства этого, видимо, лежат в кармане плаща Пацци. Доказательства, вполне достаточные и для самого Пацци, промокшего с головы до ног.

Утренние звезды над Генуей уже бледнели в свете загорающейся на востоке зари, когда «альфа-ромео» Ринальдо Пацци, рыча двигателем, подъехала к причалам. Ледяной ветер поднимал волны в гавани. На сухогрузе, стоявшем на внешнем рейде, кто-то работал сварочным аппаратом, и оранжевые искры дождем сыпались в черную воду.

Ромула осталась в машине, чтоб не стоять на ветру, ребенок лежал у нее на коленях. Эсмеральда скрючилась на маленьком заднем сиденье «альфы», сунув ноги вбок. Она так и не произнесла ни слова с тех пор, как отказалась прикоснуться к Шайтану.

Они позавтракали крепчайшим черным кофе из пластиковых стаканчиков и pasticcini.

Потом Пацци пошел в отдел пассажирских перевозок. К тому времени, когда он оттуда вышел, солнце стояло довольно высоко и лучи его оранжевыми отблесками отражались от покрытого ржавчиной корпуса сухогруза «Астра Филогенес», на котором заканчивалась погрузка. Он поманил женщин из машины.

Корабль «Астра Филогенес», двадцать семь тысяч тонн, под греческим флагом, не имея на борту судового врача, мог официально брать двенадцать пассажиров; сейчас он направлялся в Рио. Там, как Пацци объяснил Ромуле, ее пересадят на другой корабль, направляющийся в Сидней, в Австралию. За пересадкой проследит казначей «Астры». Все путешествие было полностью оплачено, причем вернуть билеты и получить за них деньги было невозможно. В Италии Австралия считалась весьма привлекательной страной, где легко найти работу; к тому же там была большая цыганская община.

Пацци обещал Ромуле два миллиона лир, что-то около тысячи двухсот пятидесяти долларов, и сейчас он отдал ей эти деньги в пухлом конверте.

Багажа у цыганок было немного: маленький чемодан да деревянная рука, упакованная в футляр от французского рожка.

В течение последующего месяца цыганки будут находиться в море, без связи с кем бы то ни было.

А Ньокко, как уже в десятый раз объяснял Ромуле Пацци, догонит их в пути. Сегодня ему выехать нельзя. Он свяжется с ними в Сиднее, оставит для них письмо до востребования на главном почтамте. «Я сдержу данное ему слово, как выполнил все, что обещал тебе», – сказал он ей, когда они остановились у трапа. Длинные тени от лучей раннего солнца падали на неровную поверхность пирса.

В момент расставания, когда Ромула с ребенком уже поднимались по трапу, старуха на секунду обернулась к Пацци.

Ее глаза, черные как греческие оливки, смотрели на него, не мигая.

– Ты отдал Ньокко Шайтану, – тихо произнесла она. – И теперь Ньокко мертв.

Чуть наклонясь в его сторону, как наклонилась бы к колоде, на которой разделывают мясо, Эсмеральда аккуратно плюнула на тень Пацци и поспешила вверх по трапу вслед за Ромулой с ребенком на руках.

Ящик посылки, отправленной через службу экспресс-доставки ДХЛ, был хорошо сделан. Эксперт по дактилоскопии сидел за столом под яркими и жаркими лампами в углу для посетителей в комнате Мэйсона и аккуратно отворачивал винты с помощью электрической отвертки.

Широкий серебряный браслет был надет на обитую бархатом подставку, закрепленную в ящике таким образом, чтобы его внешние стороны не касались стенок.

– Покажите мне, – сказал Мэйсон.

Снятие отпечатков пальцев с браслета проще было бы проделать в дактилоскопическом отделе полицейского управления Балтимора, где и работал этот специалист, но Мэйсон платил очень много и наличными и настоял, чтобы вся работа была проведена у него перед глазами. Вернее, перед его единственным глазом, мрачно думал эксперт, водворяя браслет вместе с подставкой на фарфоровую тарелку, которую держал слуга Мэйсона.

Слуга поднес тарелку к единственному выпученному глазу хозяина. Он не мог поставить ее на сложенную кольцом косу Мэйсона, лежавшую у того на груди прямо над сердцем, поскольку респиратор все время подавал воздух в легкие и грудь постоянно то вздымалась, то опадала.

Тяжелый браслет весь был покрыт потеками засохшей крови; кусочки ее отваливались от него и падали на фарфоровую тарелку. Мэйсон глядел на браслет, выкатив свой единственный глаз. Поскольку на лице его почти не осталось плоти, выражение на нем также отсутствовало, но глаз сверкал.

– Давайте сыпьте, – скомандовал он.

Эксперт уже переснял пару отпечатков с дактилоскопической карты доктора Лектера, взятой из ФБР. Шестой отпечаток с обратной стороны карты он снимать не стал.

Он нанес тонкий слой специального порошка на браслет между засохшими пятнами крови. Вообще-то он предпочитал для работы другой порошок, под названием «драконова кровь», но тот по цвету уж больно напоминал засохшую кровь на браслете, поэтому он взял этот, черный, и аккуратно принялся за дело.

– Есть отпечатки, – заявил он, вытирая лоб, вспотевший под жаркими лампами освещения в углу для посетителей. Такое освещение хорошо для фотографии, и он сделал снимки отпечатков прямо на месте, прежде чем взять их на сравнительное изучение под микроскопом. – Средний и большой пальцы левой руки, совпадения по шестнадцати пунктам – для суда вполне достаточно, – сказал он наконец. – Никаких сомнений, это один и тот же парень.

Мэйсона суд не интересовал. Его бледная рука уже пробиралась по стеганому одеялу к телефону.