Мартин Смит - Красная площадь

— Вы там были? — спросил Аркадий.

— Нет, я тогда оставался в Магдебурге. Когда мы там закончили свои дела, русские угостили меня водкой. Три года мы были вместе. Я тогда даже носил красноармейскую шинель. Они сняли с меня шинель, отвели на несколько шагов в переулок и выстрелили в спину. Ушли, полагая, что я мертв. Вот тебе, Петер, рассказ обо мне.

— Что больше всего интересовало Бенца? — спросил Аркадий.

— Ничего особенного, — подумав, ответил Шиллер. — Вообще-то у меня осталось впечатление, что он сравнивал свой перечень с моим. По существу, это неотесанный парень, настоящий казарменный ублюдок. В конце разговор шел только о том, как изготавливать упаковочную обрешетку. Эсэсовцы привлекали плотников из берлинской фирмы Кнауэра — самых опытных специалистов в области транспортировки произведений искусства в то время. Я набросал ему чертежи. Больше всего его интересовали гвозди, дерево и документация, нежели само искусство.

— Что вы имели в виду, назвав его казарменным ублюдком?

— Это общеизвестное выражение, — ответил Шиллер. — Сколько немецких девушек заимели детей от размещенных здесь иностранных солдат!

— Бенц родился в Потсдаме, — сказал Аркадий. — Вы хотите сказать, что его отец русский?

— Похоже на то, — заметил Шиллер.

Петер взорвался:

— Грош цена твоим сказочкам о том, как ты защищал Германию! Ты был вор — сначала работал на одних, потом на других. Почему ты не рассказывал мне обо всем этом раньше? И почему рассказываешь теперь?

Банкир с трудом сунул ноги в шлепанцы и, насколько мог, повернулся к Петеру. В нем заговорило сочетание качеств, свойственных старости: крайняя уязвимость и грубая откровенность.

— Это не имело к тебе отношения. Прошлое, казалось, безвозвратно ушло, но теперь всплыло вновь. Все имеет свою цену. Если нам удастся вернуть нашу собственность, если удастся вернуться домой, Петер, то это та цена, которую тебе приходится платить.

Петер высадил Аркадия у дома Стаса и умчался в темноту.

Аркадий отпер дверь ключом, который дал ему Стас. Лайка спокойно обнюхала его и впустила в квартиру. Он направился на кухню и разделил поздний ужин с собакой: ей — засохшее печенье, себе — чай с вареньем и сигареты. В прихожей послышались шаги. Стас в надетой наизнанку пижаме прислонился к косяку двери, разглядывая Лайку и печенье.

— Фу!

— Я тебя разбудил, — извинился Аркадий.

— А я еще не проснулся. Если бы проснулся, то спросил бы, где тебя черт носит, — как во сне, он побрел к холодильнику и достал бутылку пива. — Ты, вероятно, считаешь меня швейцаром, консьержкой, мальчиком, который чистит ботинки. Итак, где ты был?

— Я был со своим немецким коллегой. Он взялся за дело с бешеной энергией. Я в свою очередь в меру сил сбивал его с правильного пути.

Стас сел.

— Сбить немца с толку еще более невозможно, чем направить его на правильный путь.

Несмотря на это, Аркадию удалось обмануть Петера, умолчав о Максе.

Из-за Ирины. Теперь Петер убежден, что его дед — единственное лицо, связывающее Томми с Бенцем.

— Я играл на его чувстве национальной вины.

— Если есть шанс найти немца с чувством вины, то на нем стоит играть. Вообще-то я обнаружил, что эта страна, где почти все страдают потерей памяти, но уж если находишь чувствующего за собой вину немца, то гарантирую: никто на свете не терзается более сильным чувством.

— Что ж, близко к истине.

Стас опрокинул бутылку, которая, казалось, балансировала у него на губах, потом поставил ее, уже пустую.

— Во всяком случае, я не спал. Думал, что если бы я остался в России, то, скорее всего, кончил бы жизнь в лагере. А может быть, и приспособился бы, превратился в блин.

— Правильно сделал, что уехал.

— В результате оказываю огромное влияние на мировые события. Я, конечно, прохожусь по адресу станции, но бюджет «Свободы» меньше стоимости одного стратегического бомбардировщика.

— Неужели?

— То, что я освобожден от уплаты налогов, не в счет.

— Неплохо.

Стас уставился на часы. Секундная стрелка прыгала со щелчком, словно в замке бесконечно поворачивали ключ. Лайка подошла к хозяину и положила ему на колени свою лохматую голову.

— А может быть, лучше было остаться? — спросил Стас.

Утром из-за плотного тумана водители включили фары. Велосипедисты появлялись и исчезали словно привидения.

Ирина жила в квартале от парка, на улице, где жилые дома перемежались со студиями художников и салонами дамской моды. Все здания, кроме ее дома, выстроенного в простой современной манере, были выдержаны в отживающем свой век югендстиле. Хотя ее окна и находились в дальнем конце дома, Аркадий отыскал глазами нужный балкон, хромированные перила на фоне пышно разросшейся и блестевшей от дождя зелени. Он стоял на автобусной остановке в конце улицы — самом подходящем и малозаметном месте для ожидания.

Есть ли из кухни выход на балкон? Его воображению представало тепло помещения, запах кофе. Представлялся и Макс, наливающий себе еще чашечку, но надо было либо исключать его из воображаемой картины, либо всецело отдаваться парализующей ревности. Ирина может отправиться на станцию на машине. Хуже того, она может выйти вместе с Максом. Он цеплялся за надежду, что она одна, что вот она вытирает чашку и блюдечко, надевает плащ и собирается выходить.

Посреди улицы остановился автофургон. Водитель выбрался из кабины, открыл задние дверцы, спустил на землю с помощью гидравлического подъемника тележку с вешалками и покатил ее в магазин одежды. «Дворники» продолжали ритмично работать, хотя дождя не было — он как бы висел в воздухе мелкой пылью. За машинами оставались блестящие следы. Чтобы лучше видеть окно Ирины, Аркадий сошел на мостовую, но тут подошел автобус, и ему пришлось вернуться на тротуар. Пассажиры входили в автобус и все до одного — поразительная вещь! — компостировали свои билеты.

Автобус ушел. Отъехал и фургон. Спустя минуту Аркадий заметил, что зеленая стена плюща на балконе Ирины потемнела. Значит, в квартире выключили свет. Он еще минуту смотрел на дверь подъезда, пока до него не дошло, что она вышла в то время, когда фургон загораживал ему вид. Он ожидал, что в такую погоду она поедет автобусом, а она ушла в обратном направлении через парк, и он упустил ее.

Аркадий побежал через улицу к парку. Ему и без того от волнения было трудно разглядеть, что там впереди, а тут еще со всех сторон мелькали зонтики. Между машинами лавировал на велосипеде турок в свернутом из газеты колпаке. На противоположной стороне улицы плотной стеной вставали гигантские буки. Несколько дальше в ворота парка входила женщина в белом плаще.

Аркадий побежал быстрее. Радиостанция находилась по другую сторону парка. Чтобы выйти к ней, надо было пересечь его по диагонали. Он вбежал в ворота: дорожки, извиваясь, разбегались вправо и влево. Английский парк называют «зелеными легкими» Мюнхена. В нем река, ручьи, лес, озера. Все это сейчас было затянуто туманом, отчего в парке веяло холодом. Аркадий поднял воротник пиджака.