Доменик Сильвен - Голос

— Ты мне нравишься в роли люстры, Армандо. Как тебя зажечь? — начал тот, коротко дернув за поводок.

— Вот дерьмо, что вы от меня хотите?

— Чтобы ты нам прояснил кое-что по поводу Амелии.

— Да хватит вам! Я не понимаю, о чем речь!

— Мы спрашиваем тебя об Амелии, — сказала Мартина Левин.

Мандело обежал вокруг Мендозы и отпустил поводок. Тело сутенера начало вращаться, а он пытался остановить это движение взмахами рук, не достававших до паркета.

— О, какой цирк! — сказал Паже шлюхе, которая медленно поправила челку ручкой кнута и решилась улыбнуться.

— Кто такая Амелия? Кто это, черт побери? — заорал Мендоза.

— Если обращаешься ко мне, называй меня «капитан».

— Кто такая Амелия, капитан?

— Твоя соотечественница, обслуживала бар, где ты пасешь девиц. Один из баров.

— Мне не очень нравится разговаривать вниз головой, капитан.

— Твои проблемы. Скорее мысли в голову придут.

Кивок Мандело, который потянул за уздечку в горизонтальном направлении, справа налево.

— Прямо пасхальный колокол! Нам что, очень весело? — спросил Паже у шлюхи. Та покачала головой.

— Амелия в больнице, — продолжала Левин.

— Я честно не знаю, кто это!

— У меня для тебя плохая новость. Она сделала кое-что необычное: рассказала нам, кто сломал ей нос и выбил зубы. Вроде бы это твои художества.

— Дин-дон, — пропел Паже.

— Когда это было? — спросил Мендоза.

— В четверг вечером.

— В четверг вечером я работал. Спросите у Луи, хозяина «Бора-Бора».

— Луи видит тебя по три раза в неделю, он может и спутать дни.

— Но я там бываю каждый четверг. Там каждый четверг выступает певица, латиноамериканка.

— Судя по всему, четверговая певица не интересуется барменами. Она путает тебя с Мигелем.

— Да как меня можно перепутать с этим слизняком!

— Я очень терпелива, Мендоза. Не знаю, сколько ты платишь даме, чтобы она вздернула тебя лапками кверху, и сколько длится сеанс. Мы можем сделать все это бесплатно. И на всю ночь.

— Да не знаю я эту ненормальную, говорю вам!

— А кто тебе сказал, что она ненормальная?

— Да чтобы рассказывать такие бредни, надо быть не в своем уме!

— Почему, это опасно? Она рискует получить новые неприятности?

— Да нет же, капитан, я серьезно. Клянусь вам, я ее не знаю.

Мартина Левин минут десять смотрела, как он раскачивается. Мендоза бесконечно повторял одно и то же, потом замолчал. Мартина Левин села на стул, обтянутый синтетической тканью «под леопарда», и попыталась прочесть что-то на лице бармена. Вверх ногами это было нелегко. Она наклонила голову и увидела выражение, которое вроде бы свидетельствовало об искренности этого типа, но ведь все Мендозы на свете одинаковы. Иначе как бы он мог убедить своих девушек работать на бульварах, патрулируемых конной полицией? Она задавалась вопросом, удастся ли ей получить от него признания до завтрашнего дня, когда ей предстояло отправиться на встречу в уголовный розыск. Ей хотелось перед уходом привести в порядок все дела. Особенно те, что касались жестокого обращения с женщиной. Она, конечно, закаленная, но все-таки. Если немного повезет, ее стажировка в святая святых превратится в постоянную работу. Французская полиция переживала период бурной феминизации. Нужно было этим пользоваться.

Какое-то время в комнате царила полная тишина, если не считать все более затрудненного дыхания Мендозы. Тишину нарушил Паже, сбросивший средневековые приспособления в мешок для мусора. Левин понимала, как он разочарован тем, что не нашел наркотиков, и тоже считала, что это здорово облегчило бы им работу. Шлюха выкурила две сигареты, потом с резким акцентом предложила заставить Мендозу говорить с помощью ее рабочих инструментов. Паже ответил, что уже слишком поздно: инструменты конфискованы.

Мандело тихо спросил у Левин, не разделяет ли она его мнение, что Амелию мог избить какой-то тип, заставивший ее свалить все на Мендозу. Такое уже случалось. Мартина Левин ответила, что единственный способ узнать это состоит в том, чтобы мариновать Мендозу, пока у него не кончатся силы. Потому что у каждого есть свой предел, и вопрос только во времени. Мандело молча покачал головой. Он нервничал, ведь он знал о ее уходе, и отнюдь не радовался ему. Капитан, заступавший на место Мартины, считался жестким типом, аккуратным до паранойи. Левин приказала проститутке надеть пальто, чтобы ее можно было отвезти в комиссариат на проспекте Генерала Эйзенхауэра. А для Мендозы она придумала совершенно другой сценарий. Она собрала его одежду в узел. Из вещей выпали солнечные очки и связка ключей. Прежде чем подобрать их, Паже с улыбкой посмотрел на нее. Протянул ей ключи, посмотрел на марку очков и решил прицепить их к ошейнику боливийца, который снова попросил, чтобы его отвязали, а потом заверещал по-испански. Как хорек.

Левин захлопнула дверь квартиры, оборвав фразу, начинавшуюся с «hio de puta» [3] Сукин сын (исп.) или с чего-то близкого по смыслу, и отметила, что проститутка или ее покровитель не пожалели денег на хорошую звукоизоляцию. Клиенты могли вопить, сколько вздумается, не тревожа обитателей дома. Ключи она положила в карман. По дороге на улицу Труайон, где они поставили служебную машину, она бросила узел с одеждой в помойку.

— Браво, это были безвкусные тряпки, — сказала шлюха.

— Да уж, только одни очки стоящие, — сказал Паже.

— Отвяжите меня! — зарычал Мендоза, услышав, как в скважине поворачивается ключ.

Левин и Паже вернулись после четырехчасового допроса «госпожи». Напрасный труд. Боливиец приходил на улицу Берри не для того, чтобы исповедоваться. Нижняя часть его туловища приобрела отвратительный красный цвет. Он стучал зубами и обливался потом одновременно. Паже заметил, что он обмочился, и настежь распахнул окно.

— Ну что, память вернулась? — осведомилась Левин. ;

— Спустите меня, или я сдохну.

— Я уверен, что твоя подружка с кнутиком тебя никогда не подвешивала так надолго, птенчик мой, — сказал Паже. — Ты должен нам быть благодарен.

— Спустите меня, черт возьми!

Усевшись на ковер, Мендоза снял ошейник и поводок и швырнул их к радиатору отопления. Потом он начал растирать щиколотки и озираться по сторонам:

— Где моя одежа?

— О тряпках потом, — сказала Левин. — Так что Амелия?

Гримасничая, он натянул башмаки и медленно встал. Он выглядел и пах, как человек, спавший в мусорном ящике. Он был на голову выше Паже, но создавалось впечатление, что долго он не протянет и вот-вот отдаст концы. Увидев свои очки, отлетевшие вместе с поводком, он вздохнул и нагнулся, чтобы поднять их. Внезапно резко качнулся в сторону. Удар кулаком в живот Паже, и тот с криком упал на спину. Взмах ногой назад, с прицелом в живот Левин, которая успела отскочить. Она подняла куртку. Рука потянулась к «руджеру СП». Скорее вынуть из кобуры! Мендоза выскочил в окно.