Л.А. Бэнкс - Миньон

– Было время, когда у меня была стайка подруг, и мы мотались и веселились, и самой большой проблемой было что надеть в клуб – или как бы нас не выперли за фальшивые документы. Но потом у некоторых из нас появилось, о чем еще беспокоиться. Не впадай в сантименты, Ковбой, – это к хорошему не приведет. В приюте хреново, а беглецу еще хуже.

Она рассмеялась, потом тяжело глотнула слюну, глянув на свой клинок.

– Забавная штука жизнь.

Она не ответила, машинально провела пальцами по канавкам для крови на тройном клинке с серебряной отделкой и сунула лезвие в древние ножны черного дерева, зажатые между колен. Они с Ковбоем ждали.

Украшенная золотая рукоятка привлекала внимание. Дамали смотрела на богиню, отлитую из металла древнеегипетской пирамиды, на богиню, убивающую змею, и думала, сколько верховных жрецов использовали ее для самозащиты. Сбежать в детстве от властей, отбиться от пьяных взрослых, даже удрать от гангстерской перестрелки – это что-то, но совсем не так освобождает, как вот эта штука.

– Тебе она нравится? – спросил Ковбой. – Она тебе идет.

– Спасибо... да, она красивая.

– Я помню себя в твоем возрасте, – сказал Ковбой непривычно ласковым голосом. – У меня была подружка и был "Харлей", мы, как всякие американцы, гоняли по всему миру, трахались, резвились – семидесятые были на дворе. – Дамали усмехнулась, и он рассмеялся. – Как на духу. Я не всегда был снайпером, как и Шабазз не всегда был мастером айкидо. Волосы у меня были длинные, в пучок завязанные, купанием я себя не обременял, травка была вкусной – никакой дряни туда не подмешивали, как сегодня. Дрался в барах столько, что и не упомнить, раза два меня загребли... ах, старые добрые дни!

– Ты – сумасшедший ковбой, ты это знаешь?

Он засмеялся.

– Ага, я такой. Вот почему я достал для тебя "Мадам Изиду" из сундучка Марлен. Старушка ее получила от Рыцарей Тамплиеров. Зная этих ребят, можно догадаться, что клинок из Ватикана. Тебе не полагалось его выносить из компаунда, пока тебе не стукнет двадцать один, чтобы меч не попал не в те руки. Но я подумал: а какого черта? На пару дней раньше – ничего страшного, ты уже управляешься с ним не хуже взрослой. Я видел тебя в бою: отнять у тебя его никто не отнимет. – Они переглянулись. – Ну да, я сумел открыть этот замок. Не спрашивай как.

Она внимательно всмотрелась в его лицо, в черты, побитые жизнью, в морщинки около глаз, прищуренных в проказливой гримасе. Он одевался по-прежнему в ковбойские сапоги и реликт семидесятых – бежевую замшевую куртку. Только ковбойской шляпы не хватало.

– Хороший ты мужик, Ковбой.

– Да и ты ничего, лапонька. Тоже не очень плохая. – Он тяжело вздохнул. – Но ты, хотя и сильна как черт и со всеми этими способностями, ты все равно еще молода, и ты человек. Потому-то мы все и работаем на Марлен ради тебя.

Дамали посмотрела на него вопросительно. Ковбой кивнул:

– Мне ясно как день, что тебе скоро придется работать соло. У тебя будет этот клинок и все эти дальневосточные штучки. Но мне будет спокойнее, если у тебя будет еще и уравнитель. Врубаешься?

Она улыбнулась.

– Я тебе говорил, что жил по-американски – "Харлей" и пистолет. Ваш покорный слуга, белый мальчик, не шлялся с арбалетом и гитарой. Вот в этом мы с Шабаззом согласны – как и с тем фактом, что Джей Эл должен бы усилить в нашем компаунде аппаратуру обнаружения вампиров. Я говорил нашему Дальнему Востоку, что Джей Эл должен признать – ситуация накаляется. И сейчас нельзя позволить себе небрежности, понимаешь? Все меняется.

Она кивнула, но почувствовала, что Ковбой окольно подбирается к какой-то более глубокой теме. Он будто кругами ходил.

– У нас для них есть маленькие сюрпризики, не волнуйся.

Я тебя поняла.

– Кое-что связано просто с законами природы, – продолжал он гнуть свое, – и Марлен придется иметь с этим дело. – Он повернулся к ней вместе с креслом. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

Она выглянула в окно и кивнула. Улыбка ее растаяла. Не стоило забывать, что Ковбой – снайпер, и иногда он умел терпеливо ждать, пока цель подставится под верный выстрел. Но никуда было не деться от того, что он имел в виду на самом деле. С виду разговор шел в одну сторону, но от некоторых поворотов они оба старательно уходили. Очень грамотно. При этом обеим сторонам оставалась свобода – углубляться в тему или нет и в любом случае спасти лицо.

– Это тебя изматывает, деточка.

– Знаю, – прошептала она, наполовину смущенная, наполовину с чувством облегчения и все же совершенно не готовая к этому разговору именно с Ковбоем. Странная штука жизнь. Подумать только – именно он поднял эту тему.

– Если тебе нужно... гм... ну, в общем, я так скажу: вытрави ты Карлоса из своего организма. Или если это кто-то другой... черт побери, ты же молода. Просто не забывай пользоваться презервативом. Вот, сказал наконец. Выложил.

Ковбой глянул на нее и тут же отвел глаза к окну, повернувшись вместе с креслом. Краска сбежала с его лица, будто последняя фраза смутила его больше, чем ее.

– Не знаю, чего это Шабазз и Марлен так возбухают, чтобы ты с кем-нибудь делала такую нормальную вещь, – продолжал он тараторить, явно чтобы скрыть смущение. – Они смотрят на звезды и суетятся, как нервные родители. – Ковбой замолчал и поскреб рукой подбородок. – Не могу понять, чего это они так настроены, но, может, тебе просто их спросить в лоб? Перестать бегать вокруг куста и изъясняться намеками. Блин, ты же во всем другом абсолютно не застенчива.

Ковбой своей правдой будто двинул ее между глаз, и на миг она лишилась слов. Потом вдруг откуда ни возьмись зазвучал ее горький смех.

– Чего это ты вдруг занялся моими делами, Ковбой?

Он минуту смотрел в окно, потом закрыл глаза.

– Потому что я люблю тебя, лапушка. У меня никогда не было сестры, и ты ближе всего к этому понятию. И еще ты мне очень напоминаешь Тару.

– Тару?

– Ага, – тихо сказал он. – Та девушка, которая ездила со мной на "Харлее".

Она заметила, как заходили желваки у него на скулах, но не удержалась от вопроса:

– Что с ней сталось?

– В Аризоне мне пришлось проткнуть ей сердце колом, – ответил Ковбой, не поворачиваясь.

Дамали открыла рот – и закрыла. Что тут скажешь? Она совсем не ожидала от него такое услышать. Блин...

– Я знаю, тут никакие слова не годятся. И спасибо, что уважаешь мое право на свою жизнь... не суешься в мою психику. Я не люблю, когда со мной так поступают, и потому с людьми своей команды сама такого не делаю.

Он кивнул:

– Сказала бы ты это Марлен. Очень уж она любопытна.

– Скажу, – пообещала Дамали с грустной улыбкой.

– Ладно, проехало. Тара – это уже история. Вот так я встретился с Хосе, и вот почему я, наверное, лучше других его понимаю. Долгая история. – Ковбой потер лицо руками. – Не хочется об этом говорить. – Он ухватился за рулевое колесо и зафиксировал внимание на морге. – Последнее, что я могу сказать: жизнь коротка, непредсказуема, а временами – хренова. Так что веселись, пока можешь, детка. Попробуй все, пока твой номер не вышел в тираж. Все, проповедь окончена. Пускаем по рядам кружку для пожертвований, дискуссия не предусмотрена.